Персональный апокалипсис

Она ведь замечала, конечно, замечала, но интерпретировала это как заботу. Ведь у взрослого успешного мужчины больше жизненного опыта, чем у нее! Он поступает как лучше.

Софья горько усмехнулась. Она прощала Гиве авторитарные замашки, объясняя их не иначе как его беспрецедентной любовью. Да только не любовь это была. Теперь она точно знала. Когда любишь, не навязываешь свое мнение. Когда любишь, собственные желания отодвигаешь на задний план. Когда любишь, позволяешь человеку жить так, как ему хочется, даже если тебе кажется, что он совершает большую ошибку.

– Так объясни мне, что происходит? – всерьез всполошился Георгий Сергеевич. Он сел, поднял с пола рубашку и нервным жестом застегнул на одну пуговицу. Софьины глаза стали пустыми, но она сделала над собой усилие и вернулась в реальность:

– Ничего не происходит, Гива. Прости, я не могу быть с тобой. У тебя есть жена, но это не главное. Меня ведь это раньше не останавливало. Просто мне хочется любить. Впервые в жизни мне хочется не только принимать, но отдавать, понимаешь? Но любить тебя у меня не получается… Совсем не получается, – повторила она и заплакала.

Глава 22

Шерифа Рея Блэквуда было сложно вывести из себя. Самым большим его увлечением вот уже двадцать лет являлась работа. Ограждать добропорядочных граждан от отбросов общества – занятие сложное, но благородное, поэтому каждое утро Рей Блэквуд приходил в тюрьму с удовольствием. Здесь, на его территории, царил установленный им порядок. Он был отличным управленцем, иначе Чикагская окружная тюрьма не числилась бы образцовой. К заключенным он относился так, как они того заслуживали: не цеплялся, если вели себя ровно, и принимал меры, если те показывали характер. Возможно, он позволял надзирателям чуть больше вольностей, чем следовало, но конечный результат перечеркивал все сопутствующие риски: заключенные сидели тихо, а Рей Блэквуд пребывал в хорошем настроении. Пока не появился Томас Крайтон.

В первые же сутки после прибытия он устроил драку и спровоцировал охрану, но это были сущие мелочи. Шериф упек его в карцер, полагая, что смутьян мигом уймется: в отличие от других тюрем, где карцер походит скорее на уединенную комнату отдыха, здесь это было местом наказания. Лишать заключенного пищи на двое суток и держать в темноте было незаконно, но, как уже упоминалось, Блэквуд мог позволить в подотчетном ведомстве некоторые отступления от правил. Как выяснилось, Крайтону этого оказалось недостаточно. И сегодня днем он едва не совершил побег. Если бы не чистая случайность, благодаря которой служебная собака залаяла на отъезжавший с территории фургон, ему бы удалось смыться! И его, Рея Блэквуда, репутация была бы запятнана.

Он уже влепил строгий выговор охране, отвечавшей за выгрузку и сопровождение прибывших. Увольнять их сейчас нельзя, иначе они обнародуют факт попытки побега, который Блэквуд решил замять. Он выждет месяц-другой и тогда уже найдет веские основания, чтобы избавиться от этих непрофессионалов. Уму непостижимо, как можно было не заметить нырнувшего под фургон арестанта! И ведь Крайтон детально повторил, вернее, пытался повторить, побег Джулиана Шотарда из лондонской тюрьмы Пентонвиль. Выходя из тюремного фургона, в котором привезли из суда партию заключенных, Шотард умудрился спрятаться под машиной и зацепиться за днище. Побег ему удался, чего, к счастью, не скажешь о Крайтоне. Но Рей Блэквуд негодовал так, словно все без исключения арестанты вырвались на свободу, поставив крест на его карьере.

Если быть до конца откровенным, окажись на месте Крайтона кто-то другой, шериф позволил бы своим парням забить сукиного сына до смерти за столь дерзкий проступок. Но этим заключенным неожиданно заинтересовались люди, с которыми Блэквуд нечасто, но долго и успешно сотрудничал. Поддаться гневу и умертвить столь ценный кадр значило бы лишить себя очень хорошей выручки. Блэквуд думал о будущем. На пенсию шибко весело не поживешь, а побаловать себя на заслуженном отдыхе, который не за горами, очень хотелось. Однако ж «особые обстоятельства» не только не мешали шерифу наказать заключенного, но и всячески этому способствовали. Убить он его не убьет, а вот поучить уму-разуму – это запросто.

Блэквуд вышел из кабинета и направился в «нулевую комнату». Так он называл специальное помещение, приспособленное для «бесед по душам» с особо несговорчивыми «клиентами». Последние годы оно пустовало. Заняться беглецом шериф приказал лично старшему офицеру Брэдли. Он стреляный воробей и прекрасно владеет техникой причинения боли без видимых повреждений тела. Не стоит давать поводов для истерик союзам защиты гражданских свобод и комиссиям по правам человека. Нет следов пыток – нет доказательств – нет прецедента.

Перед дверью в «нулевку» он остановился, натянул на лицо бесстрастное выражение – ни к чему демонстрировать подчиненным меру своего раздражения – и вошел.