Но когда я второй раз сплавала с понтона, пройдя мимо затихшей при моём приближении компании, и попыталась выбраться из воды с большой фиолетово-чёрной глубины, меня буквально стащило волной с лесенки. И в сердце метнулась паника – обессилю и утону! Но тут же мою руку схватила чья-то рука и рванула меня из воды с непропорционально большой силой. Так что я оказалась сидящей у ног одного из тех мужиков, которые пялились на меня.
Оглушённая тем, что я так быстро была извлечена из ставшего вдруг бугристым и вязким моря, я на секунду не заметила, что лямку купальника вместе с той частью, которая прикрывала одну грудь, снесло на сторону. Но осознала я это, только увидев мгновенное напряжение под плавками у стоявшего надо мной мужика. Я посмотрела на него – по виду татарина. Кстати, понять что-нибудь по его выражению лица или глаз мне бы не удалось. Глаза скрывались между щёками и веками, как за занавеской. А лицо было, как на советских плакатах, – «непокобелимое».
– Спасибо, – сказала я, отвернувшись в сторону от его нижнего профиля, который всё увеличивался.
По-восточному хитро улыбаясь, мужик спросил меня:
– Мы тут с товарищами всё думали, как такую женщину муж мог одну на море отпустить? Рогов ветвистых он, что ли, не боится? Или он умер?
Хорошая постановка вопроса – прямая.
Я решила, что не надо рассказывать этому, явно намеревающемуся клеиться ко мне мужичку, про то, что своего немецкого мужа я бросила уж два года как. С тех пор мне не хотелось замуж категорически.
Испортил мне Клаус прежде хорошее представление о браке как об удобной и тёплой жизни вдвоём. И, чтобы отшить его, стала врать вдохновенно. Ну то есть не совсем врать, а выдавать прошлое за будущее.
Я решила врать, используя сцены с тем же Клаусом, – для создания имиджа приболевшей жены, которую много работающий муж для поправки внезапно пошатнувшегося здоровья отправил одну в санаторий. Так оно и было пару лет назад. Правда, море было Балтийским, а окружение – немецким. Там быть одному даже более естественно, чем вместе с кем-то.
Эта ложь давала мне возможность хранить верность уже несуществующему мужу в присутствии тех мужчин, которые мне не нравятся. Они бы иначе решили, что я на кого-то охочусь.
Подвалив к нам, разговаривающим на берегу, эти знатные агрономы, отправленные на Красное море после награждения их Президентом России за достижения в их отрасли, живенько расселись на камнях вокруг меня, возлежащей на матрасе, и стали улещать меня совместными экскурсиями, танцами и домашним вином. Мне было приятно болтать с ними, весело отказываться от всего ассортимента.
Тогда они потихоньку вернулись дремать на свои шезлонги где-то там, на пляже. И только Сибагат (так звали татарина или башкира) сидел чайкой на остром камне и говорил со мной, глядя щёлочками своих глаз, едва видных за очками, на мои губы. По его пытливому и жадному взгляду я поняла, что он всё пытается понять, что с ними, почему они припухли и потемнели так странно. И сердце подсказывало ему, что что-то тут не так в легенде о болящей жене немецкого мужа. Еле спровадила его подальше. Якобы чтобы его тень не лежала на мне так, как он явно мечтал лежать лично.
Он отошёл неохотно, как просящая собака.
Но как только я подходила к воде, он спешил на пирс, чтобы вытаскивать меня на берег.
А ночью опять пришёл Слава и ласкал меня опытно, но так, как привык ласкать всех своих многочисленных женщин. Но когда вошёл в меня, то к обоим опять вернулось чувство предопределенности того, что происходит. Страсть вышла из-под контроля, перестала быть развлечением.
Стремление подавить и подчинить в нём соединялось с несомненным желанием поселить во мне своего ребёнка. Он честно вспахивал почву и клал туда семена. Со старанием и бережливостью хозяина, а не временщика.
Именно из-за этого странного секса я поняла, что то, что он, как я считала вчера, врал про то, что род его занятий предполагает риск быть убитым, – не просто треп. Он словно бы выбрал меня в матери своего ребенка, поняв, что именно я с моей повышенной ответственностью будущего мальчишку не брошу. Но про то, что детей не может быть в принципе, я не стала ему говорить.
Особенно после того, как он сказал, что уже подкинул одному хмырю в семью ребёнка: «От меня одни девочки родятся», заявил мне этот малолетний многодетный отец. Что меня, сами понимаете, не очень вдохновляло. Но его желание близости подкреплялось такой нежностью и страстью, что вскоре всё у меня поплыло. Наверное, поэтому, когда я открыла глаза после лёгкого сна и увидела со своего положения в постели в полутьме номера его круглое плечо, то сначала с замиранием сердца и умилением подумала, что у него на плече лежит головка младенца. И он его убаюкал, пока я спала. Эта неправда почему-то очень взволновала меня. И странно повлияла на моё отношение к этому типу.
Но уже вечером того дня, когда утро мы встретили вместе, он уже пил в баре в компании двух девиц. Сидел за столиком рядом с мужем одной из них – красивой стройной блондинки и с собственной мамочкой, абсолютно забыв про меня.