В повествовательном искусстве восприятие происходящего как предопределенного или несущего в себе свободу воли зависит от того, где во времени располагается читатель/зритель по отношению к событиям – до них, в процессе или после. До того, как все случится, мы не знаем, что принесет будущее, поэтому нам кажется, что персонажи вольны действовать как заблагорассудится. Но когда все уже произошло, мы оглядываемся и обнаруживаем, что весь ход событий пронизан сплетением множества взаимосвязанных сил. И теперь кажется, что исход не мог быть другим. Таким образом, писатель должен выстраивать арку персонажа размеренно, от сцены к сцене, от кадра к кадру, от поступка к поступку, чтобы любопытство, пробудившееся у нас в начале, было удовлетворено в конце за счет того самого ретроспективного осмысления, когда события воспринимаются уготованными судьбой.
Персонажи проживают придуманные события в придуманном мире, не подозревая, что обитают в вымысле – для них повествование и есть их реальность. Читатель и зритель, находясь вне времени действия, узнают о происходящем либо до, либо в процессе, либо после того, как все случится с персонажами. На этой разнице осведомленности и основаны три стратегии повествования – загадка, напряженное ожидание (саспенс) и драматическая ирония.
Истории, основанные на загадке, – особенно те, где движущей силой выступает искусный детектив, – вызывают симпатию, но не эмпатию. Шерлок Холмс симпатичен, но мы не видим в нем себя. Мы не можем отождествить себя с ним, поскольку его гений практически безупречен.
Два фильма Билли Уайлдера – «Двойная страховка» (Double Indemnity) и «Бульвар Сансет» (Sunset Blvd.) – начинаются с того, что нам показывают труп главного героя, изрешеченный пулями, а потом переносят назад во времени и разматывают ту цепочку решений и поступков, которая стоила герою жизни. Поскольку зритель с самого начала знает, чем все закончится, он смотрит на происходящее взглядом бога, понимающего, что все схемы обогащения, выстраиваемые героем, его в конечном счете погубят.
Произведения, действие в которых разворачивается во время известных исторических событий, а также те, которые повествуют об известных людях, автоматически помещают зрителя/читателя в ситуацию драматической иронии. Собственно, в какой-то степени читатель/зритель нередко знает то, чего не знают персонажи, независимо от стратегии повествования. Так, например, все, что говорится, делается или планируется в любой сцене, в которой главный герой не присутствует, наделяет нас большей осведомленностью, поскольку мы эту сцену наблюдали, а он нет.
Между тем в чистом виде ни драматическая ирония, ни загадка практически нигде, кроме биографий и классических детективов, не используются. Большинство писателей предпочитают смешивать все три подхода: общая стратегия держится на саспенсе, но внутри своей арки персонаж, которому есть что скрывать, знает больше, чем публика, а та, в свою очередь, благодаря флешбэкам, знает больше, чем персонажи.