Персонаж. Искусство создания образа на экране, в книге и на сцене

Проблема вот в чем: форма служит определенным каналом для содержания, но в конечном итоге они переплетаются. Как мы убедимся в следующей главе, сюжет – это персонаж, а персонаж – это сюжет. Поэтому, чтобы освоить и то и другое, их для начала нужно отделить друг от друга. Персонажи можно рассмотреть в отрыве от сюжета – с психологической или культурной точки зрения, наделяя их особым, самостоятельным смыслом. Уолтер Уайт, например, в таком случае окажется лишь символом преступного предпринимательства. Однако стоит нам вернуть этот персонаж обратно в сюжет, и смысл кардинально меняется. Поэтому, на мой взгляд, ключом к началу работы над произведением служит именно сюжет.

7. Ненависть к штампам

Штамп – это идея или прием, который оказался настолько хорошим, даже гениальным, что к нему возвращались снова, и снова, и снова. Десятилетиями.

Знать историю своего вида искусства – это базовая необходимость. Мастер просто обязан различать штампы, попадающиеся на глаза и, что еще важнее, выходящие из-под его пера.

Например, мысль о том, что красавцы и красавицы из золотой молодежи, не ограничивающие себя ни в кокаине, ни в сексе, на самом деле увязли в депрессии и бесконечно несчастны, давно не откровение. Эту шарманку заводили в массе пьес, фильмов, романов и стихов. После Гэтсби и Дейзи, созданных Фрэнсисом Скоттом Фицджеральдом, все намеки и в высоком искусстве, и в популярной культуре на пустоту пресыщенности – это штамп[13].

Если вы пишете о богатых, исследуйте всю сокровищницу персонажей, созданных, помимо Фицджеральда, Ивлином Во, Ноэлом Кауардом, Вуди Алленом, Уитом Стиллманом и Тиной Фей, а также все фильмы, пьесы или телевизионные драмеди, в которых звучали песни Коула Портера в исполнении Фрэнка Синатры, вплоть до сериала «Наследники» (Succession) на канале HBO.

8. Нравственное воображение

Область нравственного в данном случае – это не только добро/зло или хорошо/плохо. Я подразумеваю под ней все бинарные оппозиции человеческого опыта – от жизни/смерти до любви/ненависти, справедливости/несправедливости, богатства/бедности, надежды/отчаяния, увлеченности/скуки и прочих, – формирующие нас и наше общество.

Под воображением я тоже подразумеваю не просто грезы наяву. Я имею в виду подпитанное творческим видением доскональное знание автором времени и места действия и характеристик персонажа. Выстраивая мысленно «человеческий ландшафт» мира в своем произведении, автор должен опираться именно на свои представления о нравственных ценностях, интуитивно отличая жизненное от избитого.

Нравственные ценности автора формируют его неповторимое представление о жизни, о глобальном ландшафте позитива и негатива, которые его окружают. Ради чего жить? За что стоит умереть? Все эти ответы отразят нравственную фантазию автора, способность разрабатывать противоречия человеческого бытия – как будто это полезные ископаемые, – чтобы создать в своем сознании более многогранных и глубоких персонажей.

Я говорю не о той морали, о которой пекутся в воскресной школе, а о зависящих от нравственных принципов представлениях писателей, творящих и отшлифовывающих своих персонажей. Свои представления вы отыщете в самой сердцевине собственной человеческой натуры. То, что движет вами, будет в свою очередь двигать и персонажами, которых вы создадите.

9. Идеальное «я»

В обычной жизни автор может быть вполне типичным для писательской братии экземпляром – вечно мающимся и недовольным, бесконечно далеким от идеала и доставляющим массу неудобств и хлопот окружающим. Но, садясь за работу, автор становится другим человеком. Занося руки над клавиатурой, он устремляется к вершинам мысли и чувства. Он выкручивает на максимум свой талант, сосредоточенность и, самое главное, честность. Это наиболее совершенное его «я» и породит наиболее верные и точные образы персонажей.

10. Знание себя

Вот как откликнулись трое известных писателей на максиму Софокла «Познай себя»: «Познать себя? Если бы я познал себя, то в страхе бы убежал» (Иоганн Вольфганг Гёте); «Гусеница, которая познает себя, никогда не станет бабочкой» (Андре Жид) и «Все, что мне известно о природе человека, я узнал в процессе познания самого себя» (А. П. Чехов). Все трое, я уверен, знали себя от и до, но Чехов оказался наименее циничным и наиболее объективным. Он понимал, что по большому счету мы проводим свою жизнь наедине с собой.

Сколько бы мы ни общались с дорогими или ненавистными нам людьми, сколько бы ни наблюдали и ни исследовали общество, мы никогда не узнаем других так, как знаем себя. Пока наука не изобретет технологию, позволяющую вжиться в сознание другого человека, мы так и будем смотреть на других издалека, считывая их реакции по лицу, а сами – обитать в собственной голове в компании с самим собой, в гордом одиночестве.