Персонных дел мастер

— Петр Алексеевич уже здесь, в Париже?! — изумился Никита. Он слышал, конечно, от Зотова, что Петр вот-вот пожалует на берега Сены, но никак не ждал, что это случится столь скоро.

— Видно, забыл государеву привычку во всем поспешать. Второй день, как приехал, а уже зовет, хочет взглянуть на твои успехи, с тем и меня послал. Я бы в сем Вавилоне тебя и не нашел, да спасибо Коиону Зотову, сам на твой чердак отвел.— Роман не без пренебрежения оглядел грязноватую мастерскую, по которой были разбросаны холсты, кисти, подрамники.— Плохо живешь, братец, а ведь ты старшой, уже тридцать стукнуло. А что имеешь: конуру с красками да дом-развалюху на московском подворье? Был я проездом в Москве — приказал хоть крышу заново перекрыть. Да и то не один ведь гостил в первопрестольной, а со своей новой хозяюшкой!

Из редких писем брата Никита ведал о страшной смерти Марийки, но что брат женился — то была новина!

— Так кто же она, новая суженая, из каких краев? — пристал он к брату с расспросами.

— Да наша, новгородская, сам увидишь.— Роман лихо подкрутил ус.— Как полк получил, так и женился.

— Выходит, ты, Ромка, уже полковник?! — еще более удивился Никита,

— Да что я, Кирилыч и тот за финский поход и Гангут капитанского чина сподобился. Среди нас троих один ты в отставных поручиках ходишь.

— Оно так, да не чином, брат, в нашем ремесле берут! — Теперь уже рассмеялся Никита.— И о поездке своей долгой не жалею: есть чему здесь поучиться, за тем и государь сюда, чаю, явился.

При упоминании царского имени Роман сразу приобрел суровый и строгий воинский вид.

— Надобно спешить и завтра же показать государю наилучшие работы, пока царь еще принимает визитеров и никуда не выходит! — Роман уже не говорил, а приказывал.

Утром, когда отбирали картины и Никита рылся в ворохе полотен, красок и ветоши, Роман вдруг расчувствовался, глядя на худобу брата и неуютность его чердака, и подступил твердо, по-родственному:

— Домой, брат! Пора! Эвон сколько намалевал! Все здешние картины все одно не перепишешь. А в России у тебя свои парсуны пойдут, да и жизнь твоя одинокая поправится! И потом, чаю, ты здесь все тонкости и хитрости живописного письма давно одолел!

— Вот сие мы ныне на экзамене у великого государя и увидим! — И Никита нежданно для себя оробел, вспомнив, сколь суров, по рассказам других питомцев Конона Зотова, бывает государь на экзаменах. И, отбирая этюды и эскизы, галантные праздники он отставил, — время для них в России еще не пришло.

И был прав, выставив перед Петром прежде всего портреты различных персон. Ведь за тем его царь и посылал на долгие годы за границу: стать добрым персонных дел мастером.

Впрочем, Петр был в хорошем расположении духа: его только что визитировал мальчонка-король Людовик XV. И потом у Петра на руках было уже известное письмо от великого герцога Тосканы с похвальным отзывом о таланте российского живописца. И снова Никита близко узрел страшные царские глаза, от взгляда коих иные падали в обморок. Ему же, как персонных дел мастеру, надлежало те глаза писать.

Царь взял, по своему обыкновению, Никиту обеими руками за голову, глянул пытливо, но не гневно и, словно убедившись еще раз в верности своих мыслей, поцеловал его в лоб. Затем спросил весело:

— Вот брат наш, великий герцог тосканский, пишет, что ты и среди тамошних мастеров в отличку идешь! Так ли сие?

— За мастера говорят его работы, государь! — И Никита склонил голову.

— Верно! — Петру самому, как корабелу, плотнику и токарю, нравилось, когда работу можно показать лицом.

И, взглянув на картины Никиты, безошибочно выделил две: портрет Мари и недавно законченный Никитой портрет Строганова.

— Постой, а ведь эту персону я сразу узнал,— то фрейлина у Кати — молодая Голицына. А вот кто сей шалопай? — И Петр, к ужасу Сержа Строганова, стоявшего в углу залы среди других учеников Конона Зотова, грозно нахмурил брови.

На портрете том молодой Строганов, умоливший дру-га-живописца одеть его в настоящие баронские латы и пустить через грудь орденскую ленту, этаким беспечным мотыльком, в модном парике и с лукавой улыбкой, скользил в грациозном менуэте по навощенному паркету.

И тут Петр, помнивший по своим делам тысячи лиц и уже оттого умевший легко определять сходство, выделил вдруг Строганова среди трех десятков учеников, толпящихся вокруг Зотова, яко молодые гуси вокруг гусыни, и воскликнул, как бы в изумлении:

— Да вот же он! — И тут поманил его пальцем и спросил с притворной лаской, топорща, однако, усы, как хищный кот: — А имя-то твое как, молодец?

Стоящие за спиной Петра Ягужинский и Шафиров тревожно переглянулись: оба отлично ведали, что Петр так начинал в застенках Преображенского самые свои жестокие розыски. Однако вмешаться вельможи поопаса-лись.

И здесь своего друга выручил Никита. Шагнув вперед, он весело заявил:

— А имени у сего молодца на портрете нет, государь!

— То есть как? — Петр отвернулся от Строганова.