Читаем Персонных дел мастер полностью

— А вот и не чушь! — Король уже настолько опьянел, что пальцем погрозил Петру.— Ведь всему свету ведомо, братец, что вы взяли контрибуцию с Данцига, ввели войска в Мекленбург, сделали Росток своей гаванью. Теперь наступает черед Голштинии и Швеции, а затем, как твердят мне мои министры, конец и нашей маленькой Дании!— Фредерик плюхнулся на стул и удрученно свесил голову, словно наяву видел печальную участь своего королевства.

— Э, да он совсем капут!— Петр поднялся во весь свой огромный рост, почти доставая головой до потолка, каюты, и озабоченно кивнул Роману: — О разговоре нашем ни-ни!— И наказал строго:— Будешь впредь моим толмачом во всех переговорах с Фредериком. Король, сам видишь, тебя помнит и любит — ведь только у тебя, да у Данилыча есть в России датский орден Белого Слона. Заслужил — носи!

На другой день в полдень в Копенгагене состоялась торжественная встреча русской эскадры. Русские галеры, входя в гавань, салютовали из трех пушек. Из королевской цитадели в ответ грохнули пять залпов. А потом дымами окутался стоящий на рейде датский флот и неприступные форты, прикрывавшие вход в гавань.

На берегу Петра приветствовали оживший король, который, как заметил Роман, успел поправить себя утренней чаркой, и его министры. На набережной и на улицах хорошенькие белокурые датчанки бросали цветы царю, его свите и шедшим строем, с песней и развернутыми знаменами, преображенцам и семеновцам.

Первые недели король Фредерик, казалось, и дня не мог прожить без своего царственного гостя. Они вместе смотрели датский флот, замки Фридрихсбург и Розенбург, устраивали смотр русской и датской гвардии. Затем прибыла царица Екатерина Алексеевна, и снова была приветственная встреча с разной церемонией. Датская королева царя уважила — первой нанесла визит царице, и Екатерина Алексеевна растаяла, яко воск. Отныне две царственные четы вместе блистали на балах и в театре, посещали кунсткамеру, в королевском вольере смотрели диковинных птиц, а во дворце королева даже показала Екатерине все драгоценности датской короны. Казалось, за всеми придворными забавами, на которые датский король Фредерик был мастер отменный, постепенно отступала и забывалась главная цель похода—десант в Сконе.

Но Петр тем и отличался от своих легковесных союзников — и Августа и Фредерика, — что о конечной цели всегда помнил.

И, оказавшись как-то раз наедине с королем в знаменитой обсерватории покойного великого астронома Тихо до Браге и выслушав все королевские объяснения о далеких звездах, Петр спустил своего собеседника с небес на грешную землю и спросил прямо:

— Когда же в поход, брат мой?!

Из высокой башни обсерватории как на ладони были видны столичная гавань и дальний рейд, на коем белели несчетные паруса английской, голландской, датской и русской линейной эскадры (контр-адмирал Сивере привел из Ревеля четырнадцать русских вымпелов).

Король Фредерик напрямик не ответил: заюлил, стал бормотать о противном ветре, задержавшем главную датскую эскадру вице-адмирала Габеля в Норвегии, о больших недочетах в датской армии, как о том доложил ему на днях генерал-квартирмейстер Шультен.

— Не можем мы ждать, пока датчане последнюю пуговицу на своих мундирах пришьют!— насмешливо сказал Петр. И приказал Роману: — Переведи-ка ему, что мы и без датского воинства в Сконе высадимся!

— Нет, нет, брат мой!— замахал руками король, видя, словно в страшном сне, как русские уводят у него из-под носа богатейшую провинцию, давнее яблоко раздора Дании и Швеции,— Десант в Сконе без эскадры Габеля кончится катастрофой! У шведов в Карлскроне собран могучий флот, берега укреплены батареями. Они потопят ваши галеры, едва они подойдут на пушечный выстрел! — Король даже руки воздел, точно приглашая в свидетели самого бога.

— А вот сие мы проверим на завтрашней рекогносцировке!— решительно сказал Петр,— Я сам сосчитаю шведские вымпелы в Карлскроне.

На другой день три русские шнявы: «Принцесса», «Лизегта» и «Диана», словно белокрылые чайки, поднимая крутую волну, летели к шведскому берегу. С попутным ветром скоро вышли к Карлскроне, и Петр самолично пересчитал шведскую эскадру. Пальцев на обеих руках было достаточно. Шведы держали в сей гавани всего девять линейных судов.

— Поворот оверштаг! — распорядился Петр, видя, что шведские береговые форты окрысились дымками пушечных выстрелов.

— Швед нам салютует! — весело заметил Петр Бре-далю.

— Боюсь, что салют тот для «Лизетты» будет неласков.— Озабоченный голландец показал на шедшую в хвосте шняву, до которой уже долетали шведские ядра.— Я ведь говорил, что опасно сближаться на прямой выстрел с фортами!

— Не боись, шаутбенахт!— Петр дружески шлепнул Бредаля по толстой спине.— Зато ныне мы точно спроведали, что главный свой флот шведы по-прежнему держат не здесь, а у Стокгольма, супротив Аланд. Так что господа датчане понапрасну медлят с десантом! А «Лизетта» свои раны и на ходу исправит. Все одно швед за нами гнаться не станет!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза