Персонных дел мастер

Поначалу, казалось, фортуна улыбнулась Герцу: царь сам рассорился со всеми своими союзниками и стремился к скорому миру. Недаром Прейс передал барону Герцу, что в доме Якоба Витзена царь открыто признался: «Я дряхлею, вел столько лет войну, страна истощена, и я желаю остаток своей жизни прожить в мире!».При этом маленький Прейс предусмотрительно добавил, что царь в своих речах относится к персоне ЕГО КОРОЛЕВСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА с непрестанным уважением, называя короля не иначе, как «мой брат Карл». Неудивительно, что барон Герц подчеркнул эти слова и тотчас отправил из Парижа в Амстердам двух испытанных шведских агентов — генерала Ранка и прибывшего с берегов Босфора Станислава Понятовского — в помощь господину Прейсу. Всем им была поставлена Герцем одна задача — вступить в прямые переговоры с русскими. И вот шведские агенты ищут подходы к прибывшему в Амстердам канцлеру Головкину, русскому послу в Голландии князю Куракину, вице-канцлеру Шафирову. Не упускают из виду и персон менее значительных, но близких к царю: фрейлин Екатерины; голландских купцов, ведших торговлю с Россией; спутников Петра из кумпанства славильщиков, с коими царь славил Рождество в 1717 году. Даже певчие из царского хора и поп Битка — походный «князь-папа» все-шутейшего собора — не были обойдены их вниманием. Но боле всего шведам повезло, пожалуй, с царским лекарем шотландцем Арескином, ярым якобитом, защитником прав свергнутой в Англии династии Стюартов. Доктора не надо было ни убеждать, ни подкупать — он и так горой стоял за скорейший мир России со Швецией. Ведь только освободившись от войны с Россией, Карл XII мог бы оказать прямую помощь делу Стюартов в Англии. О том, что якобиты крепко рассчитывают на шведскую помощь, доктору сообщил не кто иной, как особо приближенный к семейству Стюартов граф де Мар, который лично поспешил в Амстердам, чтобы иметь беседу с Арескином. Во время разговора де Мар попросил доктора тайно представить его царю. Столь кстати подвернувшаяся простуда Петра способствовала этой тайной встрече. Петр, лежа в постели, молча выслушал горячие речи графа де Мара о святом деле Стюартов,— переводил ему Арескин. В участие лихого короля в новой «бендерской войне» Петр вообще-то поверил. Бумаги арестованного в Англии шведского посла Гилленборга были прямым тому свидетельством. Но в скорую победу Стюартов не верили ни Петр, ни его советники. Посему никаких обещаний о помощи я'кобитам царь во время встречи с де Маром не дал. Просто отмолчался, сославшись на недуг. Арескину же строго наказал боле никаких якобитов в дом к нему не важивать. В отличие от своего медикуса Петр, за долгие перипетии войны сам ставший опытным дипломатом, уловил, что чья-то опытная рука направляет к нему издалека и де Мара, и явившихся вслед за горячим шотландцем посланцев кардинала Альберони, возглавлявшего правительство Испании. Посланцев кардинала, двух пронырливых иезуитов, Петр принял уже в своем кабинете,— болезнь отступила, из Везеля приехала наконец друг милый Катя, да и гнилая мокрая погода сменилась крепким морозцем.

— Так что же хочет сей кардинал Альберони от меня?— Петр отвернулся от окна, подошел к ярко растопленному стараниями Катеринушки камину, сел в кресло.