Перстень Александра Пушкина

– Оба попали – и Пушкин и Дантес. – Полина опустила стекло и вдохнула холодного воздуха. – Морем пахнет… И знаешь, та поездка в Питер мне потом помогла.

– В чем?

– Во время весенней сессии преподаватель по культурологии заставил меня писать статью, которую, кстати, потом опубликовал в научном журнале под своим именем.

– Что значит – заставил? – возмутился Сергей.

– Я пропустила половину его лекций.

– И о чем была статья?

– Не о чем, а о ком. Конечно, о Пушкине. Об одном годе его жизни, который он провел в Одессе. – Помолчав немного и не дождавшись реакции мужа, Полина закрыла окно. Потом недовольно спросила: – Тебе неинтересно?

Задремав, он резко вздрогнул и, чтобы не рассердить ее, сказал бодрым голосом:

– Рассказывай дальше.

Понимая, что Сергей засыпает, Полина, все же не смогла удержаться от продолжения:

– В Одессу Пушкин приехал из Кишинева, куда за два года до этого был сослан за эпиграммы. Местом службы для него была определена канцелярия генерал-губернатора Воронцова. Герой войны 1812 года, граф Воронцов был самолюбивым и властным человеком, требовавшим беспрекословного подчинения и полной самоотдачи в работе. Но Пушкин не был приспособлен к государственной службе. Кстати, в то время он уже состоялся как профессиональный литератор и имел большой успех. Все это испортило его отношения с графом. Ко всему, по приезде в Одессу Пушкин умудрился влюбиться в его жену…

– В жену графа? – заинтересованно встрепенулся Дуло.

– Да, в Елизавету Ксаверьевну Воронцову. Ему в кратчайшие сроки удалось добиться ее взаимности. Между ними случился скоротечный, но страстный роман, который ничем хорошим для Пушкина не закончился. Граф Воронцов ходатайствовал перед царем об исключении Пушкина из канцелярии, и уже через год несчастный влюбленный покинул Одессу и поехал в новую ссылку, на этот раз в село Михайловское.

– Ходок… – улыбнувшись, заметил Дуло, но Полина его не услышала.

– После светской европейской Одессы Пушкин оказался в деревне, в глуши. Здесь он с головой погрузился в работу: за полгода написал и посвятил Воронцовой около двадцати стихотворений. Между ними возникла бурная переписка, которая со временем стихла.

– Разлюбил?

– Нет. Он продолжал любить, но Воронцова решила закончить эту историю. Пушкин воспринял разрыв как величайшую трагедию своей жизни и начал забрасывать Воронцову и своих одесских знакомых письмами с жалобами и мольбами. Но потом он отступился и написал ей прощальное стихотворение.

Полина замолчала, но при этом беззвучно шевелила губами. Наконец, вспомнив, прочла:

Прими же, дальняя подруга,
Прощанье сердца моего,
Как овдовевшая супруга,
Как друг, обнявший молча друга
Перед изгнанием его.

– Сильно, – признался Сергей.

– Гений, – подтвердила Полина.

В этот момент поток машин сдвинулся с места, Дуло тоже нажал педаль газа. Проехав вдоль Мойки минут пять, они снова остановились. Стукнув рукой по рулю, Сергей негромко выругался, а потом, посмотрев налево, спросил:

– Видишь двухэтажное здание?

– Желтое, с эркером?

– Набережная реки Мойки, дом восемьдесят шесть. Главное следственное управление по городу Санкт-Петербургу… Из-за твоего чемодана здесь сейчас все стоят на ушах.

Глава 12. Странные вещи

В это же время в кабинете на втором этаже к окну подошел следователь Иван Макарович Филиппов. Открыл створку, безмолвно оглядел крыши машин, стоящих в гигантской пробке, перевел взгляд на свинцовую воду, на мост и серые здания на противоположном берегу Мойки. Вдохнув холодного воздуха, он тихо сказал:

– Морем пахнет сегодня…

Позади него хлопнула дверь, и сквозняк прикрыл створку окна. К Филиппову подошел оперативник Румянцев.

– Ничего хорошего я тебе не принес, Иван Макарыч. Подозреваемая исчезла, как сквозь пальцы просочилась. Скорей всего у нее были сообщники. Они, судя по всему, увезли ее на машине. Во всех отделениях полиции, в метро, на вокзалах, в аэропорту есть ее фотографии. Теперь будем ждать.

– Когда собираешься опрашивать поездные бригады?

– Завтра, – вздохнул Румянцев. – Там десять вагонов. Это на целый день.

– Не надо десять. – Филиппов прошел к столу и сел на свое место. Оттуда поманил Гришу рукой. – Иди, чего покажу…

Румянцев приблизился к столу и вместе с Филиповым приник к монитору компьютера.

– Видишь? – Филиппов ткнул толстым кривым пальцем в экран. – Эта дамочка долго стояла у шестого вагона.

– Где? – Румянцев ничего не замечал среди моря голов.

– Вот… вот… неужели не видишь?

– Нет, не вижу.

– Смотри на эту голову, следи за ней, сейчас народ рассосется, и ты поймешь, что это она.

Минут через пять Румянцев сказал:

– Точно! – Он восхищенно взглянул на Филиппова. – Как же ты рассмотрел?

– Каких-то жалких четыре часа, и дело в шляпе.

– Ну, ты даешь!

– Теперь давай ты. И смотри, если проколешься!

Румянцев сосредоточенно произнес:

– Значит… Первым делом в шестой. И только если в этом вагоне не получу нужного результата, отправляюсь в другие.