Перстень Александра Пушкина

– Хочется, – призналась Полина.

– Слабость человеческая: желание знать, что за дверью, игнорируя данность.

– Какую?

– Двери придуманы для того, чтобы скрывать…

– Цветущий сад или пустыню? – улыбнулась Полина.

– Каждый скрывает свое. Пока мы стоим перед дверью, мы – на территории желаний и запретов. Чтобы реализовать желание или нарушить запрет, нужно открыть дверь и переступить через порог.

– Не все на это решаются. – Полина бросила взгляд на картину. – Для меня закрытая дверь ассоциируется прежде всего с невозможностью.

– Чего?

– Перешагнуть через этот порог.

Мужчина посмотрел на нее чуть снисходительно.

– Знаете, как говорили древние? Не бойтесь закрытых дверей, которые встречаются на вашем пути. Ключ от них уже лежит в вашем кармане.

* * *

Борис Ефимович сказал Сергею:

– Я попытаюсь помочь. – Он привычным обороняющимся жестом поднял руки. – Чем смогу! Для этого мне необходимо переговорить с одним человеком.

– Когда это получится? – поинтересовался Сергей.

– Сегодня вечером я улетаю.

– Надолго?

– Всего на один день в Амстердам. Там я встречу этого человека, переговорю с ним, возможно, он подскажет, к кому обратиться.

– Насколько я понял, это история долгая? – Такой расклад совсем не устраивал Дуло.

– А как вы хотели, голубчик? Подобные вопросы решаются аккуратно.

– Когда мне вам позвонить?

– Утром вы говорили со своего телефона?

– Да.

– Я сохраню его и, как только что-то станет известно, сообщу вам.

– Борис Ефимович, только прошу… – начал Сергей.

Старик опять вскинул руки:

– Борис Ефимович нем, как могила!

Понимая, что разговор окончен, Сергей встал с софы.

– Я провожу вас. – Старик тоже поднялся и направился к выходу.

Они вышли в прихожую, Борис Ефимович открыл дверь чайной комнаты и, никого там не обнаружив, обернулся к Сергею:

– Где ваша дама?

Дуло непроизвольно попятился, а Борис Ефимович направился к соседней двери и приоткрыл ее:

– Мы ждем вас, голубушка…

Появилась Полина. Старик приблизился к входной двери, поочередно отпер пять замков и отодвинул засов, после чего ее распахнул.

– Должен заметить, у меня как у профессионала есть свои принципы. И я вправе рассчитывать на то, что в моем доме будут соблюдаться мои правила. Прошу! – Борис Ефимович указал им на дверь.

Когда они вышли, Полина спросила:

– Что это было?

– Ошибка.

– Чья?

– Если ты еще не поняла – твоя.

– Но что я сделала? – нервно рассмеялась она.

– Нарушила основополагающее правило. В таких местах клиенты никогда не встречаются друг с другом. Возможно, поэтому квартира Бориса Ефимовича состоит из двенадцати комнат. А ты, как я понимаю, умудрилась пройтись по всем и с кем-то поговорить?

– Всего в одну и зашла. – От неожиданности она поперхнулась, и у нее на несколько мгновений пропал голос.

– Там… там…

– Чего ты шипишь?

– Перекинулись парой слов ни о чем.

– С кем?

– Там был всего один человек.

Они подошли к машине, и Полина вздохнула:

– Господи, никак не могу к ней привыкнуть. Какой ужас!

– Ты о чем?

– О твоей машине.

Сергей выехал со двора, посмотрел на жену и сообщил:

– Могу тебя обрадовать: она не только моя. Она теперь наша.

– И это меня пугает.

– О чем вы говорили?

– С кем?

– С тем человеком.

– О картине.

– Хорошая?

– Картина? Тебе бы не понравилась.

– Что на ней изображено?

– Закрытая дверь…

– Еще что?

– Больше ничего.

Сергей улыбнулся и попробовал заглянуть ей в глаза:

– Шутишь?

– Я говорю: дверь, значит, дверь.

Полина понимала: из-за ее ошибки они могут остаться без нужной информации. И от того, что муж не стал ее упрекать, было еще хуже.

– Борис Ефимович обещал позвонить, – успокоил ее Сергей.

Глава 21. Липовая Мила

Филиппов сидел в своем кабинете и просматривал снимки на телефоне, который нашли на железнодорожном вокзале. Они были сделаны в пределах двухсот метров от здания вокзала. Последний – за пятнадцать минут до отправления скоростного поезда Санкт-Петербург – Москва.

Полину Свирскую сфотографировали через десять часов, то есть спустя пятнадцать минут после прибытия того же поезда назад в Санкт-Петербург. Можно предположить, что «фотограф» пришел утром, сделал несколько снимков и ушел домой пить чай. Потом, десятью часами позже, вернулся и сделал всего один снимок. Но Иван Макарович придерживался другой версии. Он был уверен в том, что утром «фотограф» отбыл в Москву и этим же поездом вернулся обратно.

Зачем? Возможно, у него было какое-то поручение. Например, он что-то забрал в Москве и привез в Питер. А может быть, кого-то сопроводил в Москву и потом вернулся обратно. Но скорей всего, думал Филиппов, он сопровождал кого-то не из Питера, а из Москвы. И уж, если по прибытии «фотограф» запечатлел на фото женщину с чемоданом, логика подсказывает, что он сопровождал именно Свирскую.

Без сомнения, этот человек знал, что лежит в ее в чемодане, и был рядом с ней не для того, чтобы предотвратить террористический акт, а для того, чтобы все прошло без сучка без задоринки. Осталось понять только одно: зачем он сфотографировал главную исполнительницу теракта, ведь этим он выдал ее с головой.