Перстень Александра Пушкина

– И хотя это против моих правил, я открою вам имя приобретателя кольца-печатки из золота и сердолика, которое долгие годы принадлежало Александру Сергеевичу Пушкину.

– Хотелось бы знать, – поторопил его Дуло.

– Аукцион проводился десять лет назад. На продажу было выставлено всего два предмета… – Он поинтересовался: – Вы пушкинист?

– В некотором роде, – неопределенно ответил Сергей.

– Тогда вам будет интересно узнать, что вторым лотом разыгрывался дневник Александра Сергеевича. Тетрадь в кожаном переплете с замком.

– Кто купил перстень? – напрямую спросил Дуло.

– Та же персона, что и дневник. Оба лота достались ему.

– Его имя?

Помедлив, мужчина, наконец, произнес:

– Глеб Пархатский.

– Тот самый? – тихо спросил Сергей.

– Тот самый. Если вас спросят, – выставил он перед собой ладони, будто обороняясь, – Яков Исаакович вам ничего не говорил!

* * *

Оказавшись у высокой витрины, где на черных бархатных шеях были выставлены жемчужные ожерелья, Полина для чего-то дернула стеклянную дверцу и тут же услышала:

Закрыта дверь. Нам не войти.
Лишь только избранные вхожи…

Она оглянулась и увидела знакомого мужчину с синяком вместо лица. Сегодня он выглядел несколько лучше. На нем были темно-синий пиджак и белая рубашка с шейным платком в мелкий горох.

– Что-нибудь присмотрели?

– В каком смысле? – переспросила она.

– Ах, вот оно что… – Мужчина уставился на жемчужное ожерелье. – Пришли посмотреть… – Он обернулся: – А дверь на прочность проверили?

Полина пожала плечами.

– Не знаю. Просто полюбопытствовала.

– И здесь мы с вами возвращаемся к давешним рассуждениям о дверях.

– В этой – стекло, и мне не нужно гадать, что там, за ней.

– Все намного сложнее… – Он заложил руки за спину и встал вполоборота. – Открыв ее, вы переступаете некий порог и попадаете в правовое пространство, где вас могут объявить носительницей вины. Любое действие против этой двери будет агрессией или, если хотите, насилием. Самым легким актом насилия является то, что вы сейчас предприняли…

– Я всего лишь ее дернула… – Полина слегка покраснела.

– Самым тяжелым будет ее взлом и несанкционированное проникновение в задверное пространство. – Он вежливо улыбнулся. – А пока мы с вами остаемся по эту сторону двери, мы пребываем на территории нереализованных желаний и запретов, которые мы не нарушили.

– Вы краснобай, – пробормотала Полина.

– Я бы сказал – софист. Впрочем, мы с вами можем сменить тему. Например: вы заметили, что у меня на носу больше нет пластыря?

– Сегодня вы вообще выглядите значительно лучше, – подхватила она.

– Я же говорил, что я еще ничего…

– Милый! – раздался женский голос.

Он обернулся, затем склонился к Полине и чуть слышно произнес:

– Кстати, я купил ту картину.

– С синей дверью?

– Прощайте. – Он кивнул и пошел навстречу окликнувшей его женщине.

Окинув взглядом ее гипюровое платье, атласные туфли со стразами «Сваровски» и сверхдорогой клатч, Полина, не глядя, махнула шампанского и поставила бокал на сервировочный столик возле колонны.

* * *

На третьем гудке Филиппов опустил трубку.

«Я обязан сам во всем разобраться…» – Он вернулся к окну и, уставившись в темноту, вспомнил историю с перемещением чемоданов.

Понятно, что один из них принадлежал жене Дуло. Какой именно, знала только она. И какая разница, на какой полке он находился? Главное – вместо него оказался другой, – в котором оказалась бомба.

Конечно, можно предположить, что замена чемодана входила в план террористов, но тогда почему чемоданы были одинаковыми? Будь они разными, ничего бы не изменилось.

В голову Филиппова пришла четкая мысль: «Обычно так делают, когда хотят подменить и остаться незамеченными». Проще говоря, когда устраивают кому-то подставу. Результат: в курсе все, кроме хозяина.

Двое из причастных к этому взрыву ехали по подложным документам. Попутчица Свиридовой украла их у квартирной хозяйки, тип в вельветовой куртке просто подделал, об этом вчера доложил Расторгуев. И только Свирская ехала по своим. Плюс его друг Сергей Васильевич Дуло.

«Эх, Серега-Серега…» – Иван Макарович включил свет, снял пальто, повесил его и снова вернулся к окну.

Почему Сергей не поехал в Питер поездом и даже не сдал билет? Филиппов был уверен: это связано только с работой. Или с болезнью…

«Хотя, какая болезнь? – напомнил он себе. – Я встретил его позавчера, и он был жив и здоров».

Зачем они с женой ходили в музей, было загадкой. Сергей – опытный следователь. Причем следователь по особо важным делам. И он не мог не знать, что питерская земля горит у них под ногами. Вот и номер сменил, и жену свою в погибшие записал…

– Иван Макарович, я принес фото этой мамзели.

Филиппов обернулся. В дверях стоял Гриша Румянцев.

– Надо бы доложить генералу, что Свирская звонила своему мужу.

– Подожди, Гриша, – Филиппов прошел к столу и положил ладонь на столешницу. – Дай мне немного времени. Я сам сообщу Девочкину.

* * *

Сергей спустился со второго этажа в залу и подошел к Полине.

– Идем. Дело есть.

– А мы не можем здесь задержаться? – Полина смотрела на Сергея блестящими глазами.