Перстень без камня

Голос был молодой, с отчетливым северным выговором. Говоривший не был уроженцем исконного севера, как сам Столваагьер, скорее — выходец из восточных земель, но безусловно северянин. Занятно.

— Иди сюда! — прорычал маг, опережая приглашение судей.

Зрители зашевелились, стали вытягивать шеи, высматривая того, кто бросил вызов. Монах пробирался по рядам — но не к выходу, чтобы оттуда спуститься по лестнице и выйти на арену через ворота. Он выбрался в первый ряд амфитеатра, бросил взгляд вниз и спрыгнул на площадку. Наверху одобрительно засвистели. Монах выпрямился и легко направился к Столваагьеру. Прыжок на каменные плиты с высоты в два человеческих роста был ему в радость, судя по звериной ухмылке на молодом недобром лице. Ледяные светлые глаза сына Севера смотрели исподлобья.

— Брат Руде, — назвался он на ходу. — Руде Хунд. Деремся до смерти. Ну?

— Да, — хмуро кивнул Столваагьер.

Монах ему не понравился. Он был опасен. В отличие от других местных пустоверов, гладеньких, как обкатанные гальки, этот был твердым камешком с режущим краем. Не сумели его обкатать в монастыре как следует. И уже не успеют. Здравствуй и прощай, брат Руде Хунд… Рыжий пес. Пора тебе умереть, пес — но не просто так подохнуть, а красиво и для пользы дела.

— Брат Столь и брат Руде будут вести бой до смерти! — объявил судья и побыстрее убрался к стене. Фальшиво запели трубы.

Теперь они стояли рядом, только двое — больше никого, и солнце освещало их обоих. Победителя — и претендента.

— Ко мне, пес, — скривил губы Столваагьер. — Попробуй меня куснуть.

Молодой монах неприятно оскалился.

— Меня уже пытались дразнить моим именем, — сказал он с угрозой. — Зря. Я люблю свое имя — и не люблю тех, кто дразнит.

Столваагьер довольно кивнул. Вот парень сразу и показал свой характер. Задиристый честолюбец. Опасен, но уязвим. По честолюбию ударить нетрудно, и чем оно больше — тем проще по нему попасть.

Маг щелкнул пальцами и шепнул нужные слова. В воздухе над головой Хунда сделалась прореха. Из ниоткуда на него высыпались груда отбросов и объедков — гниющие корки, обглоданные кости, вонючее тряпье.

— Помойный пес, — обидно засмеялся Столваагьер. — Лови, это твое!

— Ну нет, — оскалился Хунд. — Ничего подобного!

Мусор исчез, не долетев до монаха. А Столваагьер уже взмахнул рукой, отправляя на него волну дохлых кошек. Мерзкие трупики злобно щерились, с хрустом выгибали спины и пытались распушить облезлые хвосты.

— Хватай их, держи! — издевательски крикнул Столь. — Достойные противники для тебя!

— Прочь! — зарычал Руде Хунд. — Пошли вон!

Кошачье войско приближалось.

Столваагьер захохотал.

— Скажи «брысь»! — посоветовал он и быстро глянул вверх, оценили ли зрители шутку.

Черный кот с отъеденными ушами издал замогильное шипение и прыгнул на монаха.

— Нет! — заорал Хунд. — Неееет!

Кот рассыпался в полете клочьями пепла. Прочие трупики упали и не шевелились, лишь несколько еще пытались ползти.

— Нет! — затравленно повторил монах. Он тяжело дышал.

«Ну вот и все», — буднично подумал Столваагьер и выдохнул заготовленную фразу.

Воздух вокруг Руде Хунда взорвался смертельным металлом. Острые ножи, кинжалы, мечи и стрелы рванулись пронзить его плоть. Иголки, шила, крючья нацелились выколоть ему глаза, отрезать уши, разорвать кожу. Сверху рухнули мясницкие топоры, алебарды, секиры, разя наотмашь. Грохот и звон металла наполнил чашу арены и вознесся вверх. Зрители дружно ахнули. Маг, скрестив руки на груди, смотрел, как громоздится куча оружия и как она шевелится, оползая. Последний кинжал звякнул по секире и отлетел в сторону. Под грудой металла не осталось ничего живого.

Кто-то подергал Столваагьера сзади за рукав. Маг нехотя обернулся.

— Вообще это я должен был первым нападать, — с ленцой протянул Хунд. — Это же я тебя вызвал драться, а не ты меня.

— А?.. — опешил Столь.

На монахе не было ни царапины.

— Но ладно, я не против, — невозмутимо продолжал он. — Братья повеселились. И сестры тоже. А вот теперь точно моя очередь.

Руде Хунд сказал одно слово. Через паузу — второе.

Первое заклинание подняло мага над ареной, перевернуло головой вниз и стало мять и выкручивать, как будто невидимые ладони отжимали половую тряпку. Он силился что-то сказать, но второе слово запечатало ему рот. Молодой монах сделал рубящий жест и произнес третье слово. Одна-единственная секира поднялась из груды оружия, наколдованной Столваагьером, медленно подплыла к магу, размахнулась…

Голова мага покатилась, подпрыгивая, по бурым каменным плитам арены. Крови не было. Тело шмякнулось оземь. Руде Хунд что-то негромко пробормотал, наклонился и поднял голову поверженного противника.

Столваагьер открыл глаза, которые, вопреки природе, еще только заволакивало смертной пеленой.

— Кто ты такой? — прохрипел он.

— Я твой лучший ученик, — серьезно ответил Хунд. — Ты объяснил мне, как сочетать пустоверие и магию. Прими мою благодарность — умри без боли.

Он легонько подул в лицо Столваагьеру. Глаза мага закрылись, лицо стало расслабленным и пустым. Он был мертв.