Перстень Борджа

— Над чем вы смеетесь? Господин не давал никакого повода для смеха, я вижу перед собой настоящего мужчину, каким ему и подобает быть!

— Не вмешивайтесь в дела, которых вы не понимаете, Сир, — резким шипящим тоном произнесла королева-регентша. — Если вы еще раз заговорите, то пойдете за дверь. И передадите Его Преосвященству, чтобы он добавил к вашей обычной порции еще три шлепка. — Она обратила стекла своего лорнета на Петра. — Итак, господин де Кукан? Вы говорили о некоей аудиенции, которую вы дали господину де ля Прэри. О чем же шла речь во время этой аудиенции?

— Во время этой аудиенции, — продолжал Петр, — я объяснил господину де ля Прэри, что главный смысл и цель моей попытки возродить турецкие военные силы состоят в долгожданном умиротворении перессорившихся европейских народов. Таков смысл политики, вдохновителем которой я являюсь как первый советник Его Величества турецкого султана. А так как теперь не военное, а мирное время, то мне не понятно, на каком основании меня, честного гражданина и высокое должностное лицо Османской империи, сажают во Франции под арест и почему моя политическая деятельность оказывается поводом для допроса в застенке Бастилии; против этого я самым решительным образом протестую.

— Вы путешествовали по Франции как честный гражданин и высокое должностное лицо Османской империи? — спросила королева-регентша.

— Никоим образом, Мадам, — ответил Петр. — Во Франции я находился инкогнито.

— Так, стало быть, инкогнито, — произнесла королева-регентша и, словно в огорчении, покачала головой, прикрытой вдовьим чепчиком. — В этом-то и состоит ваша беда, господин де Кукан. Официальный визит одного из самых высоких представителей Османской империи мы приняли бы со всеми надлежащими почестями; но какими почестями мы должны встречать подозрительного чужеземца, который бродит по нашей стране, переодевшись то моряком, то нищенствующим монахом, то бедным дворянином, у которого нет даже слуги? Мы не обязаны знать, кто вы такой, сударь, мы не обязаны верить ненадежной памяти господина де ля Прэри, который полагает, будто опознал в вас известное высокое должностное лицо Турции. Господин де ля Прэри…

Шевалье де ля Прэри снова подскочил к королеве.

— Имею честь быть всецело в Вашем распоряжении, Ваше Величество, — с глубоким поклоном произнес он.

— Вы и впрямь убеждены, что высокий чин Турции, о котором вы упоминали, и этот молодой человек — одно и то же лицо?

Шевалье де ля Прэри улыбнулся.

— Что значит «убежден», Ваше Величество? Я убежден, что Бог есть. Я уверен, что когда-нибудь все мы умрем. А во всем прочем у нас, недалеких человеческих существ, не может быть никакой уверенности. С позиций относительной уверенности и отвлекаясь от человеческой способности ошибаться, могу утверждать, что этот молодой человек весьма похож на одно высокопоставленное лицо Турции, только сейчас ему кое-чего недостает.

— Чего же ему недостает? — спросила королева-регентша.

— Тюрбана, Ваше Величество, — ответил шевалье де ля Прэри. — Тот турецкий вельможа носил тюрбан, в то время как у этого молодого человека на голове одни лишь красиво завитые волосы. Головной убор может сильно изменить физиономию человека; поэтому почти невозможно со всей уверенностью утверждать, что человек, которого год назад мы видели с тюрбаном на голове, и есть тот, кого мы видим теперь без оного.

— Благодарю вас, господин де ля Прэри, — сказала королева-регентша. — Вы столь же остроумны, как и добросовестны.

— Благодарю Ваше Величество за похвалу, которой Ваше Величество изволили одарить своего покорного слугу, — проговорил де ля Прэри и ускакал на свое место.

— Вот видите, сударь, — сказала королева-регентша, — нам неизвестно, кто вы, и это может иметь для вас роковые последствия. Вместо протеста вы должны благодарить нас за то, что мы проявляем столько интереса к вашей безвестной особе. Не рассчитывайте, однако, что вам будет предоставлена возможность изложить дело суду. Еще об одном пустяке мы бы желали услышать: если вы странствуете по нашей стране, как вы говорите, инкогнито, то почему вы это делаете? С какой целью? Мы надеемся, вы не станете убеждать нас, что отправились во Францию забавы ради? Зачем же тогда? Какие у вас были планы?

Петр отметил, что наследный принц, помрачневший и ушедший в себя после окрика матери, сейчас снова ожил и распрямил свои слабовольно опущенные плечи.

— Я не вижу, к чему мне скрывать то, о чем знают все, — не спеша и очень отчетливо произнес Петр. — У меня были планы убить кардинала Джованни Гамбарини.

Общество возбужденно зашумело, а юный король, покраснев, сжал правую руку и прижал кулачок к губам. Королева-регентша наказала его за это сильным шлепком.

— Но почему? — спросила она Петра.