Перстень Дарины

— Вот он — ваш внук, синьор Каффаро.

— Антоний?.. Антонио?.. Такты мой внук?

Микеле вскочил на ноги, но к нему тотчас бросились фра Гаспаро и другой монах и подхватили его под руки, слоимо желая поддержать. Однако аббат отстранил их и, жестом подозвав к себе Антона, взял его за плечи и стал внимательно разглядывать неожиданного гостя, приговаривая:

— Мой внук, моя родная кровь… Даже если бы не это кольцо, я мог бы догадаться… Сама природа мне подсказала. Недаром твое лицо показалось мне знакомым. Это ведь мое лицо в молодости. Мои глаза… Я словно смотрю в зеркало прошлого… Гаспаро! — вдруг крикнул он своему помощнику. — Гаспаро, приведи сюда Луиджи, и немедленно! Луиджи помнит меня молодым, он должен узнать… Отдерните занавески, пусть в комнате будет светло!

Через пару мгновений, словно услышав зов друга, в комнату при помощи слуги приковылял сгорбленный старик и надтреснутым голосом спросил:

— Ты звал меня, Микеле?

— Подойди сюда, к свету, Луиджи! — велел аббат. — Ты немощен, друг мой, но у тебя пока еще хорошее зрение. Тебе никого не напоминает этот молодой незнакомец?

Луиджи недолго сомневался; едва разглядев лицо Антона, он тут же воскликнул:

— Клянусь своей грешной душой, никогда не видел такого удивительного сходства! Только волосы у него немного светлей… Если бы я не знал, что у тебя нет потомства, то решил бы, что этот юноша…

— Да! Да! — победоносно вскричал Микеле. — Он и есть мое потомство! Антонио — мой внук!

— Внук?.. Но как же это?.. — растерялся Луиджи и почти упал в подставленное ему кресло.

Фра Гаспаро подошел к своему господину и тихо ему прошептал:

— Прошу прощения, синьор, но такое сходство может оказаться просто случайным.

— А кольцо? А рассказ о Елене? Ведь этого никто посторонний не знал и не мог знать! О, недаром у меня с утра было предчувствие, что сегодня случится что-то необыкновенное! — заявил Микеле. — Гаспаро, зови слуг, пусть накрывают в гостиной стол, я хочу отпраздновать обретение своего внука! Антонио, мальчик мой, как жаль, что мы с тобою разной веры, но сегодня я хочу об этом забыть! Оденьте меня в светское платье!

— Синьор, излишнее возбуждение может вам навредить, — слегка нахмурился фра Гаспаро. — Врач предостерегал, чтобы вы не вставали с постели.

— Да что понимает этот невежественный эскулап? — отмахнулся Микеле. — Радость никогда не может повредить человеку. А хоть бы и повредила — не беда! Лучше несколько счастливых дней, чем годы одиночества и тоски. Иди, Гаспаро, выполняй мои распоряжения. И не бойся за меня, я не упаду. Мои внуки меня поддержат, не так ли, милые? — обратился он к Антону и Дарине.

— С радостью, господин! — в один голос откликнулись молодые супруги.

— И не зовите меня «господин», я ведь ваш дед, — подмигнул Микеле, взяв их за руки. — Понимаю, дети мои, что вам трудно сразу назвать меня дедом, но зовите хотя бы «падре». Ведь это вы сможете?

— Конечно, падре! — сказали они снова вместе и прижались губами к его рукам.

Дарина вдруг поняла, отчего Елена когда-то влюбилась в Микеле с первого взгляда, ведь даже теперь, в старости, он все еще излучал обаяние живого ума и душевной щедрости.

Микеле сел на скамью с высокой спинкой, усадил по обе стороны от себя АнтонаиДаринуи, переводя взгляд с одного молодого лица на другое, воскликнул:

— Бог мой, еще несколько минут назад я считал себя одиноким стариком, вечным скитальцем, бесплодно до живающим свой век! И вдруг обрел сразу двух прелестных детей — внука и внучку! А ведь я думал, что у меня нет потомства на земле.

— Ваш духовный сан обрек вас на одиночество, падре, — заметил Антон.

— Мой сан? — живо откликнулся Микеле. — Нет, дорогие дети, это мое бесплодное одиночество заставило меня выбрать монашескую стезю. Елена была последней женщиной в моей жизни, и я любил ее по-настоящему, потому и запомнил до конца дней. После того как мы с нею расстались, я попал в плен к стражникам венецианского дожа. Они не убили меня, как думала Елена, но искалечили. Я перестал быть мужчиной. Освободившись с помощью своих друзей, я жил только мыслью отомстить врагам. Я уже не мог быть мужем Елены, но все-таки мне хотелось ей помочь, хотелось хотя бы узнать, жива ли она. Я искал ее по всему Константинополю, но не мог найти. Дом, где я оставил Елену, оказался разгромленным, и я решил, что моя несчастная возлюбленная погибла. Друзья, среди которых был и Луиджи, увезли меня, почти обезумевшего, в Геную. Я долго приходил в себя, но все же моих душевных сил хватило, чтобы начать новую жизнь. Я принял сан и стал монахом, вечно занятым делами и странствиями. Лишенный телесных радостей, я жил духовными и смог многого достичь на этом поприще. Мое тщеславие было удовлетворено тем почтением, которое мне оказывали, а жажда познаний всю жизнь гнала меня вперед, к новым землям и новым испытаниям. Правду мне сказала когда-то в юности одна гадалка, что я доживу до старости и увижу смерть своих врагов. И вот мне уже восемьдесят лет, а я не только жив, но с этого дня еще и счастлив! — Микеле поочередно обнял Антона и Дарину.