Перстень Дарины

Назар, сделавший было несколько шагов к всаднику, остановился и уже более миролюбиво заметил:

— Ошибся, не признал тебя, Лукьян Всеславич. Но ведь и ты меня, видно, не признал, если кнутом грозишься. С Назаром-охотником так никто не говорит. Разве я не проявлял храбрость, когда сражался в княжеском войске? Разве есть в чем меня упрекнуть?

— Дерзости и хвастовства у тебя даже больше, чем храбрости, — пробурчал Лукьян. — Как ты посмел схватить боярыню? Оставь ее в покое и больше никогда к ней не приближайся. Иначе узнаешь не только кнут, но и кандалы. Уж это я тебе обещаю.

— Не слишком ли ты строг, урядник? Ведь я свободный человек, не холоп. Кого хочу, того и обнимаю.

Рука Назара непроизвольно легла на рукоять кинжала. Лукьян в тот же миг спрыгнул с коня и наполовину вытащил меч из ножен. Назар быстро огляделся вокруг и отступил на два шага, словно выбирая место для боя. И тут сзади к нему, тяжело переваливаясь, подбежала Христина, преодолевшая, наконец, нелегкий для нее спуск с холма.

— Кланяюсь тебе, господин воевода, — задыхаясь, обратилась она к уряднику и крепко схватила Назара за руку. — Прости моего мужа неразумного, как я его прощаю.

— Хорошо, молодица, ради тебя, — кивнул урядник, задвигая меч в ножны. — Прошу его, но позабочусь, чтоб он здесь не околачивался, а уехал служить в княжеском войске. И ты вместе с ним поезжай, увези его от греха подальше.

Назар только теперь, опомнившись, до конца осознал, что перед ним — не просто почтенный боярин, а наместник князя, по одному приказу которого любого простолюдина могут высечь и заковать в цепи. Служба в княжеском войске была не худшим выходом для Назара, и он, смирившись, замолчал, только бросил исподлобья странный взгляд на Дарину. Христя стояла рядом с мужем и кланялась уряднику, довольная уже тем, что Назар дал молчаливое согласие уехать подальше от красивой боярыни.

Лукьян повернулся к Дарине и предложил так строго, что это прозвучало приказом:

— Пойдем, боярыня, я провожу тебя до дома.

Он шел, ведя лошадь под уздцы, и посматривал искоса на Дарину. Она молчала, стыдясь поднять на воеводу глаза, и скоро он сам заговорил:

— Не совестно ли тебе, благородной боярыне, вдове, так вольно вести себя со смердом, у которого жена на сносях? Не боишься ли ты дурной молвы?

— Это вышло случайно, сударь мой, и больше не повторится, — пробормотала она, отводя взгляд в сторону.

— Уж я позабочусь, чтобы не повторилось, — сказал урядник, как отрубил. — Может, тебе твоя честь и не дорога, но мне боярыню Ксению жалко, она-то не заслужила позора для своей семьи. И сын твой, невинный младенец, не заслужил, чтобы о его матери говорили худое.

— Поверь, Лукьян Всеславич, я… — лепетала Дарина, мысленно утешаясь тем, что урядник, по крайней мере, не знает всей правды о любовном свидании у ручья.

— Не надо оправдываться, — прервал он ее сурово. — Понимаю ведь, что дело молодое, кровь кипит, а Назар — самый красивый и удалой парень во всей округе. Но разве ж благородная женщина с чистой душой полюбит мужчину только за его красивое и сильное тело? Ведь если так выбирать, то и последнего негодяя, и круглого дурака, и низкого раба можно полюбить. Подумай об этом, боярыня. А уж я постараюсь оградить тебя от греха и соблазна. Князь Даниил сейчас строит крепости в новых городах, вот в один из таких городов я отправлю Назара с женой. Будет служить в крепости, а если придется, то и защищать ее от врага. На княжеской службе ему некогда будет думать о красивьх боярынях. Да и ты после его отъезда заживешь спокойней, вспомнишь, что должна заботиться о маленьком сыне, о больной свекрови, о боярском поместье. И в церковь будешь ходить молиться, а не переглядываться с молодыми красавцами.

Дарина слушала его и, пристыженная, все ниже опускала голову. Наконец, уже на подходе к дому, Лукьян Всеславич перестал ее отчитывать и, остановившись, внимательно заглянул ей в лицо. Голос его прозвучал глуховато и чуть хрипло:

— Аты, наверное, думаешь: «Какое он имеет право ругать меня, этот глупый чужой старик? Какое ему дело до меня?»

— Я вовсе так не думаю! — возразила Дарина и, подняв глаза, встретилась с пристальным, сверкающим взглядом Лукьяна.

— Не обессудь, если замучил тебя своими проповедями, — вздохнул он, подобрев лицом. — Но это все я говорю для твоего же блага. О твоем легкомыслии я никому не расскажу, но и ты впредь не поступай безрассудно.

«А ведь я нравлюсь этому уряднику как женщина, — вдруг подумала Дарина. — Почти нет сомнения, что нравлюсь». Вслух же она сказала:

— Благодарю тебя сердечно, Лукьян Всеславич, за то, что выручил меня сегодня и до дому проводил. Может быть, зайдешь к нам в гости? Матушка Ксения будет рада.

— В другой раз, — с улыбкой ответствовал урядник. — Сейчас я только что с дороги, весь пыльный, да еще в кольчуге.

— Как тебе будет угодно. Ты в нашем доме всегда желанный гость.