Перстень Калиостро

– Да, хотел… – протянул Тенгиз и сел в другое кресло.

Оглядевшись и увидев царящий вокруг разгром, он хлопнул в ладоши. На пороге появился еще один боевик. Увидев два трупа, он и глазом не моргнул.

– Прибери здесь, Рашид. И принеси нам коньяк.

– Коньяк? – усмехнулся Шаман. – Как ты любишь угощать гостей коньяком!

– Что ты подумал, Шаман?

– Я ничего не подумал. Разве ты не знаешь, что я никогда не пью?

– Извини, Шаман. Рашид, коньяка не надо.

Рашид молча убрал трупы и обломки мебели и так же молча удалился.

– Ну что, Тенгиз, – начал Шаман, – говори, что у тебя случилось. Просто так меня не зовут.

– Да, Шаман, – усмехнулся Тенгиз, – просто так тебя звать никому и в голову не придет…

– Говори, Тенгиз. Я слушаю.

– Пять лет назад мой брат Рустам… Ты помнишь его?

– Помню, – равнодушно кивнул Шаман.

– Так вот… Пять лет назад он получил предложение выгодно купить партию дорогой дури.

На этот раз, как ни странно, на невыразительном лице Шамана промелькнула тень неодобрения, но Тенгиз так погрузился в воспоминания, что не заметил этой мимолетной тени.

– Он встретился с людьми в Питере. Там была женщина, она главная. Она принесла небольшую партию на пробу. Рустам отдал дурь нашему химику и тот сказал, что дурь – высший класс. Тогда Рустам договорился о покупке большой партии. Он пошел на встречу вместе со своими людьми, и все они погибли, спасся только Аслан – тот, кого сейчас унесли. Он говорил, что их всех отравили газом. Я послал его в Питер с ребятами, чтобы он разобрался с той женщиной, которая убила брата, и вернул деньги. Он вернулся ни с чем – та женщина выбросилась из окна перед его приходом… из родственников у нее был только муж. Он умер через два дня в больнице якобы от инфаркта. У меня тогда еще были сомнения. Аслан показывал фотографии – мертвая женщина на тротуаре… И в газетах было написано про ее смерть.

– Что же случилось теперь? Судя по всему, ты изменил свое мнение о преданности Аслана?

– Один из моих знакомых в Питере дал мне знать: к нему пришел мелкий жулик, шантажист, в общем, не человек, а грязь под ногтями, и намекнул, что за деньги может доказать, что тогда, пять лет назад, меня, как говорится, обули, как лоха, и та женщина вовсе не умерла, просто разыграла свою смерть.

– На то она и актриса, – вставил Шаман.

Тенгиз удивленно посмотрел на него.

– Шаман, откуда ты всегда все знаешь? И появляешься неожиданно, как привидение…

– Спасибо за комплимент. – Шаман усмехнулся одним уголком рта. – Ну и как, купили вы у этого шантажиста его доказательства?

– Нет, шантажиста кто-то замочил. Шаман удовлетворенно кивнул:

– Это неудивительно. Мелкая шавка не должна встревать в драку больших собак.

– Но это убийство само по себе доказывает, что шантажист не врал. Если бы у него ничего не было, его не стали бы убивать.

Шаман молча кивнул: не было нужды разжевывать и без того ясные вещи. Его интересовало другое:

– Поэтому ты и захотел меня видеть?

– Да, Шаман. Ты в Питере всех знаешь, ты там большой авторитет. Я хочу, чтобы убийцы моего брата были наказаны. А деньги, которые они у Рустама взяли, – твои.

– Хорошо, Тенгиз, – кивнул Шаман, – отомстить за брата – это правильно. Это я одобряю. Но деньги… их, может, давно уже нет. Прошло пять лет, это немалый срок. Даже наверняка их уже нет.

– Я понимаю тебя, Шаман, – Тенгиз кивнул, во взгляде его было уважение одного делового человека к другому деловому человеку, – за работу нужно платить. Сколько ты хочешь?

– Я люблю оружие, Тенгиз. Я когда-то видел у тебя кинжал. Восточный кинжал, персидский или арабский. У него по клинку идет надпись арабской вязью. И рубины на рукоятке.

Тенгиз чуть заметно скривился:

– Не помню, чтобы я показывал тебе этот кинжал.

– Я вижу не только то, что мне показывают. Если тебе жалко…

– Что ты, Шаман, мне для тебя ничего не жалко. Месть за брата священна. Этот кинжал твой. Это настоящий дамасский клинок, ему четыреста лет. Его закаляли в теле живого раба, а сколько раз после этого он вонзался в живое тело – знает только Аллах. Сейчас тебе принесут этот кинжал. – И Тенгиз хлопнул в ладоши.

Со времени последнего прихода Андрея прошло два дня. Телефон я отключила, на звонки в дверь не отвечала. Испортившиеся остатки давешнего пиршества я все же заставила себя выбросить – уж больно воняли. В остальном все в квартире осталось по-прежнему. Я лежала на диване, тупо глядя в потолок, или пила пустой чай, пока не кончилась заварка.

На третий день в дверь так звонили и колотили ногами, что пришлось открыть. Ворвались Тамара Васильевна и Надежда. Надежда только головой покачала и принялась убирать в квартире, а Тамара Васильевна в это время спустилась к себе и принесла какой-то еды. Потом они отправили меня в душ, а когда мы все уселись в чистой проветренной кухне, принялись впихивать в меня пищу по маленькому кусочку.

Пришлось рассказать про Андрея и про перстень. Тамара Васильевна изменилась в лице и со стыдом удалилась, посыпав голову пеплом. Ведь именно она все время уговаривала меня встречаться с Андреем, считая его вполне приличным молодым человеком.