Перстень Харома

Туманный Кот удрал из Боро, так как, вероятно, пресытился эмоциями людей, чрезмерно потребляя их в плотно заселённом городе. Если бы нашёлся врач, который его осмотрел, он бы констатировал информационное отравление и рекомендовал пациенту отдых вдали от города.

Туманный Кот поступил по рекомендации несуществующего врача: спрятал свои симпоты[4] внутрь и отправился в Фаэлию, бывшую столицу Станы Фрей, где в последнее время населения существенно поубавилось, а бывший королевский дворец вообще был пуст, если не считать постаревшего стратега Питера Вейна, надзирающего за зданием.

В первый день он облазил весь дворец, наслаждаясь эмоциональной тишиной, а так как эмоции флегматичного Вейна не досаждали Туманному Коту, то они нашли консенсус в своих отношениях. Питер сидел у разожжённого камина, что летом было без надобности, но создавало нужную атмосферу, и потягивал вино, держа на коленках раскрытую книгу, которую он не читал. Туманный Кот, повернул спину к огню, впитывал энергию напрасно горящего очага, закрывал глаза и отпускал свои симпоты, плывущие по первой попавшейся волне, улавливая эмоциональное колебание травы в саду, беззаботный шелест листьев деревьев и шорох набегавших волн на берег Хвостика, притока реки Вьюнки.

В таком молчаливом созерцании они проводили весь день, после чего, вечером, отправлялись на балкон второго этажа, куда раньше приземлялись фреи Совета Фрей, прилетая на мэтлоступэ[5]. Вейн садился в плетёное кресло, а Туманный Кот располагался у ног и они созерцали звёзды, улавливая гармонию музыки, опустившейся с небес. Почти человеческое чувство тишины и родство со всей Вселенной научили Туманного Кота созерцать окружающее и впитывать симпотами колебания жизни, настраиваясь в резонанс с ними, возбуждая обратную связь.

Как обычно перед сном, хотя потребности спать у него не было, Туманный Кот раскинул симпоты, чтобы проверить, что делают и где находиться его подопечные: Байли, Марэлай, Хенк, Перчик и все остальные, кто казался ему интересным, а вернее, вкусен своими эмоциями. Не торопясь, он волной послал симпоты, ожидая отражения, а получив, накладывая их на сетку планеты Глаурия. Но что-то пошло не так, так как симпоты изобразили странную картину, и Туманный Кот понял, что он должен вмешаться.

Он поднялся и сказал Питеру Вейну:

— Мне нужно уйти, — и сиганул вверх, зажигаясь новой звездой.

* * *

— Лемка, быстрее! — торопила Чери, но Леметрия ничего сделать не могла, так как флаэсина не самолёт-истребитель, какие есть на Земле, если верить рассказам Сергея и Элайни. Вспомнив о них, Леметрия с горечью подумала о том, что не знает, где они и как. Однажды Маргина неохотно рассказывала, что они находятся на Глаурии, но тысячу лет назад, а это означало только то, что они давно уже умерли. От этого, а ещё от потери Дуклэона, который ей был, как родной, Леметрия чуть не пустила слезу, но сдержалась, чтобы не дразнить Чери.

Вокруг была ночь, над головой светили звёзды, а внизу было темно и нельзя было различить ни зги. Движение флаэсины не чувствовалось, так как звёзды оставались на месте, а темнота внизу не была подвержена изменениям, что создавало иллюзию застывшего мира, в котором даже маленький ветерок отказывался работать.

— Я быстрее на мэтлоступэ полечу, — завелась Чери, и, вытащив мэтлоступэ, сиганула с флаэсины.

— И лети, дура, — бросая слова ей вслед, обозлилась Леметрия, зная наперёд, что мэтлоступэ хватит на всего ничего, а потом ещё придётся искать Чери в темноте, чтобы её подобрать. Ругаясь про себя, Леметрия опустилась ниже, пристально вглядываясь в окружающую темноту, чтобы ненароком не вспахать землю флаэсиной.

И правда, через некоторое время, при свете звёзд, Леметрия заметила внизу хромающую фигуру. Пролетев вперёд, Леметрия села и ждала, усевшись на борт.

— Что случилось? — спросила она у Чери, когда та приковыляла к флаэсине.

— В дерево врезалась, — сообщила Чери, опустив голову. Когда она перевалила через борт на флаэсину, то Леметрия увидела её исцарапанное лицо и, несмотря на печальные обстоятельства, чуть не рассмеялась. Хорошо, что было темно, и Чери не увидела, но что-то почувствовав, напряжённо спросила: — Что?

— Ничего, — ответила Леметрия, поднимая флаэсину в воздух.

Когда они добрались до дома Манароис, было ещё темно, и Леметрия посетили сомнения, туда ли они попали, но Чери, вздохнув, с горечью сообщила:

— Я этот дом запомнила навсегда.

Она решительно перелезла через борт флаэсины и быстро доковыляла до дома. Леметрия, не успевая за ней, зашипела:

— Смотри, не груби.

— Как получиться, — сказала Чери и, что есть силы, забарабанила в дверь. Леметрия, раскрыв рот в беззвучном крике, махала на неё руками, но Чери не успокоилась, пока дверь не открылась.

— Что надо? — всматриваясь в них незрячими глазами, сказала Манароис. Её лицо, освещённое розовым небом на востоке, казалось, не изменило время, а растрёпанные тёмные кудри как будто никогда не знали гребня. Неизвестно, каким образом, Манароис узнала Чери и разочарованно сказала:

— А, это ты...