Перстень Люцифера

- Сатана, Женечка, конечно же, существует. Но только не ТАМ, не в тех сферах, которые Вы имеете в виду. Вернее, не совсем даже так. В этом вопросе все так сложно. Сатана, как некая квинтэссенция некоего Абсолюта, в данном случае - Абсолютного Зла, не может существовать Там, - старичок воздел сухонький пальчик в потолок. - В виде Абсолютного Зла он может существовать только на земле, только воплотившись в человека. Впрочем, я тоже, с Вашего разрешения, занимался этим вопросом. Вот я приготовил для Вас папочку, в которой некоторым образом собраны кое какие результаты моих досужих изысканий. Все не совсем так, вернее, даже совсем не так, как сложилось и отложилось в нашем сознании, привыкшем к стереотипам. Да и с каноническими текстами много разночтений. Но кое-что существует в апокрифах, в христианских неканонических текстах. Есть некоторые отзвуки в писаниях богомилов о Сатанаиле. Да, впрочем, Вы лучше сами почитайте, когда позволит время. Мне было весьма любопытно слушать Ваши рассказы о Сатане, и не менее интересно мне будет выслушать Ваше мнение по поводу моих изысканий. Можете не спешить...

- Спасибо, Иван Иванович! Для меня это очень увлекательно, поверьте. А сейчас я побегу, зайду вечером и принесу варенье к чаю. А к зеркалу Вы все-таки подойдите...

Выходя из дверей, она подняла голову и увидела на потолке дырку с черными краями. Глянула под ноги, в полу чернела такая же дыра. Женька нахмурилась...

Глава четвертая

Размышления на лестничной площадке

Она стояла на лестничной площадке и прикидывала: о Перстне надо спрашивать, спускаясь по этажам, в квартирах, которые находятся под квартирой Ивана Ивановича. Значит так: на четвертом этаже - бабушка Горемыкина, та у которой Самовольный Домовой проживает.

Поселился он безо всякого разрешения, нельзя домовым в таких домах жить, а он - поселился. Живет. Записки пишет. Хотел назвать их "Записки на манжетах", пришлось его пристыдить, сказать, что нельзя чужие названия брать, да если и писать на манжетах домового, то потребуется мел.

Домовой сначала на замечания обиделся, а потом заявил, что даже и хорошо, потому что он придумал еще лучшее название: " Записки домового". Женька хотела ему сказать, что такое название так же имело место быть, но передумала.

Теперь Самовольный Домовой сидел целыми днями у батареи на кухне и старательно писал. Мало того, он уговорил и бабушку Горемыкину взяться за мемуары. Теперь вместо того, чтобы смотреть вечерами сериалы по телевизору, она сидела у стола и строчила что-то бисерным почерком в большую бухгалтерскую книгу. Она называла эту писанину "мемуар".

Она так и говорила: - Я пишу свой мемуар ...

Название придумал ей Домовой: "Так получилось".

Сидели теперь целыми днями бабка и Домовой каждый за своим краем кухонного стола, пили чай и писали, строчили всяк про себя и про свое. Так и жили.

Этажом ниже Домового и бабушки, проживал Семен Какашкин - Величайшая Жертва Всех Времен и Народов. Он, например, считал, совершенно всерьез, что даже его появление на свет было ни чем иным, как злобной провокацией, чтобы в жизни предать его бесчеловечным, неимоверным мучениям. Позавидовав Домовому и бабушкеГоремыкиной, он взялся за изложение своего горестного жития.

Жизнеописание свое он писал под псевдонимом. Но писал он не просто мемуары, а совершенно новый жанр, и выглядело это так: С. Мартиролог. "Моя не - жизнь" роман -страдание.

Таким образом дом пополнился еще одним писателем и Женька заявила, что это уже не просто жилой дом, а дом литераторов. И пожаловалась Реставратору Летописей, что только она одна бесталанная, кроме нее в доме пишут все. На что Реставратор ответил ей:

- Да что Вы! Люди делятся на две категории: те, кто пишет, и те, про кого пишут. Вы, Женечка, талантливо живете, пускай про Вac другие пишут.

Вспомнив это, Женька усмехнулась: может, так оно и лучше.

И тут же вспомнила о делах. Так, на втором этаже. На втором этаже опять писатель! Ну, этот самый что ни на есть настоящий. Он писал и пишет всю свою сознательную жизнь, а как говорит его приятель и задушевный друг, Иван Иванович, "всю свою бессознательную жизнь". Он регулярно посылает свои стихи по редакциям, и так же регулярно получает отказы. Но он славный старик. А стихи? Ну что же, что стихи... Стихи, как блохи, вцепятся, не отдерешь.

Так, а что у нас на первом? На первом временно никого. Проживал там до недавнего времени в служебной коммунальной квартире Историк Мира и Государства Российского Николай Пупкин, который всем говорил, что пишет Историю. Но никому не показывал. Подселяли к нему в свободную служебную комнату дворников. И менялись эти дворники очень часто.

И вот Пупкин как-то целый день писал, а писал он про Татаро-Монгольское иго, и уснул прямо за столом письменным. И снилось ему, что татары в города входят и всех резать начинают...

Проснулся - кто-то в двери звонит. Пошел открывать. Открыл - а перед ним - татарин. Живехонький и с метелкой в руках.

Пупкин спросонок не сообразил, что это дворник, заорал:

-Татары в городе!

И прямиком - в окошко.