Перстень Люцифера

Очаровал он и мадам Усатову, которая, по мнению субинспектора Волкова, находилась «в последней стадии зрелости — и на взгляд, и на ощупь».

Короче говоря, помощник Ярового пришелся в Москве ко двору. По сведениям, которыми располагали петроградские чекисты, появление Ковильяна-Корзухина в Москве исключалось. Но все-таки Яровой предусмотрел и этот вариант, так что, если бы недавний гость графа Толстого решил все-таки навестить Москву, то это событие не застало бы никого врасплох.

В общем, за ту часть операции, которая осуществлялась в Москве, можно было особенно не волноваться.

Что же касается Петрограда, где предполагались главные события, то тут такой уверенности не было. То есть уверенность, пожалуй, все-таки была, но у всех приобщенных к операции, кроме ее руководителя — комиссара секретно-оперативной части Леонида Ярового... И следует признать, что некоторые основания к сомнению у Ярового были. Особенно его беспокоили два «если».

Что, если Ковильян-Корзухин инстинктом старого разведчика, побывавшего в сотнях различных переделок, почувствует в последнюю минуту ловушку и не поедет в Петроград?

Исключено? Нет, не исключено.

Или другое «если». «Племянник» Семена Петровича Карабашева был молодым неопытным чекистом, которому предстояло еще учиться и учиться. «Дядя Сема», отнюдь не питавший теплых чувств к объявившемуся при помощи Петроградской ЧК родственнику из Калуги, вполне мог воспользоваться его оплошностью и передать через кого-либо— мало ли неустановленных людей, с кем он связан! — предупреждение компаньону. Так, дескать, и так, все провалилось, нахожусь в руках чекистов, по старой дружбе советую: пока не поздно, беги во все лопатки из Питера. Черт с ними, с миллионами! А то повяжут тебя здесь, как новорожденного спеленают...

И вместо столь необходимого Петроградской ЧК живого, невредимого и, конечно же, разговорчивого Ковильяна-Корзухина, которому просто не терпится поскорей поделиться с чекистами всеми своими неосуществленными планами, останутся в руках у комиссара секретно-оперативной части Леонида Ярового лишь непотребные фотографии международного авантюриста, а для оперативных разработок — более или менее достоверные предположения, так как того главного, для чего Корзухин должен прибыть в Петроград, Яровой не знал. Не знал этого, судя по всему, и Семен Петрович Карабашев.

Таковы были два главных «если». А сколько второстепенных и третьестепенных «если»! Поневоле голова распухнет.

Но Ковильян-Корзухин, обычно осторожный, подозрительный, проверяющий все на нюх и на ощупь, на этот раз был слишком уверен в своем успехе.

Избалованный беспрерывной цепью удач последних месяцев, опьяненный уверенностью в своей счастливой звезде, он безоглядно шел к давно задуманному, к тому, что теперь наконец должно было из мечты превратиться в реальность.

И когда Яровому сообщили, что «фигурант» прибыл наконец в Петроград, он вздохнул полной грудью. Теперь у него уже не было никаких сомнений в успешном завершении операции «Перстень Люцифера».

Остановился Корзухин на квартире Карабашева. Насколько Яровой понял, калужский «племянник» его не насторожил. Он к нему отнесся, как к случайной и незначительной помехе, которая не может оказать существенного влияния на ход событий. И в этом была немалая заслуга Феди — его, кстати говоря, действительно так звали, и родом он был из Калуги, хотя и не состоял в родственных отношениях со «шкелетом». «Племянник», скромный и застенчивый, был молчалив, ненавязчив и всегда готов выполнить любое поручение дяди или его почетного гостя. А то, что Корзухин является для него самым дорогим гостем, «шкелет» подчеркивал всем своим поведением. Правда, это ему совсем не помешало передать Яровому через «племянника», что ежели чекистам что-нибудь от него потребуется в отношении Корзухина, то за ним, Карабашевым, дело не станет, он готов оказать любую посильную услугу, так как очень раскаивается в содеянном и хочет делом искупить свою вину перед рабочим классом, к которому всегда испытывал симпатию. Относительно раскаяния своего подшефного Яровой сильно сомневался: Карабашев всю свою жизнь стремился подсунуть легковерным вместо Рубенса Васю. Но то, что «шкелет» готов обменять голову своего старого приятеля на спокойную жизнь при большевиках, похоже было на правду. Он похоронил Ковильяна-Корзухина уже в тот памятный день, когда у него появился «племянник» из Калуги. А за покойников не сражаются, в лучшем случае за них молятся. Что ж, помолиться за упокой души грешника Вольдемара Корзухина он готов. И на свечу не поскупится. Это пожалуйста.