Перстень Парацельса

Окружающее не исчезло, но изменилось геометрически и физически. Оно сомкнулось вокруг и одновременно вытянулось — мир стал похож на трубу, в конце которой сверкал неугасимый свет. И всё существо Марата неожиданно встрепенулось и загорелось желанием бежать туда, к манящему огню, к свету, который казался наградой.

«Да! — Он чуть не задохнулся от переполняющих душу эмоций. — Да! Да!»

Так и должно быть. Он это знал и раньше, это не было новинкой для него, но всё-таки… Всё-таки сейчас всё происходило иначе, чем прежде, в старых партитурах, с помощью которых он только нащупывал возможности. Сейчас его сила звучала по-настоящему, сыгранным оркестром, а значит — новая стадия.

Прыжок…

И нужно обязательно достичь света и уйти…

Марат обернулся и обомлел: позади стояли люди.

Их много — огромная толпа, теряющаяся в противоположном, сумрачном конце тоннеля, но именно люди, а не унылая серая масса. У каждого — своё лицо, свой взгляд, свой образ. Они молчат, но не потому, что немы, — они ждут: побежит или останется? Рванёт ли к свету, задыхаясь от желания и азарта? Останется ли здесь, в полумраке, где есть место и свету и тьме? Чтобы идти вместе: пусть медленно, зато поддерживая друг друга.

Кто ты: мотылёк или пахарь?

Хочешь ли ты неизведанного сразу или предпочтёшь осторожность?

Молчание. Молчание людей. Молчание музыканта.

Тишина…

Внутри — бурление страстей и обжигающие вспышки яростных призывов: «Скорее!»

Свет манит, дорога кажется удобной и уж точно прямой, может быть, и далёкой, но понятной. Мир, свёрнутый в трубу-тоннель, буквально подталкивает к решению: «Бежать!»

А молчание за спиной гнетёт якорем.

Они не зовут, но они — свои. Невидимые крылья, трепещущие от предвкушения стремительного полёта к свету, негодуют на корни.

От чего-то нужно избавиться… Отрезать…

Но от чего?

Родное или неизведанное? Какая ставка сыграет? Что принесёт удачу: осторожность или риск? Чья мелодия звучит ярче?

И в тот же миг, словно исполняя услышанный приказ, мир-труба-тоннель наполняется музыкой. Уверенной, привычной — из тишины корней и звонкой, неожиданной — со стороны света. Из сплетения сияющих огоньков. Из неведомого…

Музыка света обжигает Марату душу, и противиться неудержимому влечению становится невозможно.

«Это не риск, — шепчут тёплые светлые лучи. — Это поиск…»

«Знаю», — отзывается Марат, решительно обрубая корни…

* * *

Тишина…

Может быть, именно её он ждал? О ней мечтал, прогуливаясь меж наполненных неведомой силой берёз? К ней стремился в снах?

Тишина…

Виктор сидел в маленькой лодке, медленно дрейфующей посреди безбрежного океана, и наслаждался невероятной, оглушающей и раздирающей душу тишиной.

И одиночеством.

Абсолютным уединением.

Наслаждался свободой от чужих голосов и взглядов, прикосновений и запахов, дружеских улыбок и вражды. Наслаждался тишиной снаружи и тишиной внутренней, покоем, в который привёл его огромный океан.

И ещё он наслаждался потрясающим закатом, что разгорался прямо по курсу. С восторгом смотрел на кучерявые облака, медленно наливающиеся багровым, на небо, лазурь которого смешивалась с уходящим к линии воды солнцем, на море, вбирающее смесь всех оттенков заката.

Великолепие умирающего дня потрясало воображение, и Громов поймал себя на мысли, что готов вечно смотреть на буйство красок, с которым свет уступал место тьме, но солнце неожиданно провалилось, лучи какое-то время сопротивлялись, но поддались неизбежному — ушли.

И океан окутала Тьма…

* * *

— Нет! — Герман вскочил на ноги, но тут же присел, напружиненный, готовый к удару, и диковато повторил: — Нет!

— Что? — повернулся к нему Бранделиус.

— Ушёл! — Рыжий понял, что охота завершена, мир снова поменялся, и он заметно расслабился — словно получил команду. — Тварь одна ушла…

— Во сне?

— Нет, на Лысой горе… — Герман хотел продолжить, но распахнувший глаза Громов заставил его замолчать и вернуться на диван.

Бранделиус кивнул с пониманием, перевёл взгляд на следующего возвращенца, но задать вопрос не успел.

— Крылья… — с блаженной улыбкой протянул очнувшийся Марат, заводя руки за голову. — У меня были крылья…

— А я летала просто так, — обронила Карина.

А затем случилось то, чего не ожидал никто из присутствующих, включая Бранделиуса.

— Вы поняли? — срывающимся голосом спросил Сатурн. Вскочил, сорвал с лица очки, обвёл присутствующих полубезумным взглядом и повторил: — Вы поняли, что видели?

Несколько секунд все ошарашенно молчали, изумлённо глядя на Сатурна, а затем нестройно, вразнобой загомонили, торопливо излагая себе и окружающим пережитое, перечувствованное, поразившее… Загомонили громко, перебивая друг друга, не слушая ни собеседников, ни себя, загомонили, выплёскивая накопившееся и важное, а важным было всё. Загомонили, не понимая даже, что с каждым словом становятся ближе друг другу, превращаясь в единую команду.