Перстень Парацельса

И они стояли, как влюблённые.

Но говорили о вещах совсем не романтичных.

— Животные предпочитают избавляться от нездоровых особей. Не лечить. Не пытаться оправдать «тяжёлым детством» или «родовой травмой» — они просто убивают тех, кто способен навредить стае.

— Тебе нравится убивать?

— Я делаю нужное дело, — убеждённо ответил Рыжий.

— Кажется, это моя судьба — связываться с неправильными парнями, — притворно вздохнула девушка.

Герман понял шутку и поддержал:

— Всё не так плохо, как кажется.

— Мне стало легче.

— Я вижу.

И он сделал то, о чём Карина мечтала: свёл руки на её груди, заключив девушку в объятия. Жест получился мягким, плавным и очень естественным. И очень нужным именно сейчас.

— Ты не против?

— Нет…

«Если умереть, то вот так: рядом с тобой!»

— Ты много сделала для меня вчера, — продолжил Рыжий, глядя на льва. — Ребята были ошарашены моей историей, называли меня убийцей — в душе называли, но были готовы и в лицо, и если бы не ты, даже не знаю, как всё повернулось бы. Ты не позволила им сделать меня изгоем.

— Они просто не поняли тебя, нужно было помочь.

— Ты помогла…

— Им.

— Мне.

— Пусть так.

Они снова помолчали, наслаждаясь невинной близостью, а затем Карина сказала то, что считала необычайно нужным и важным:

— Я не могу не отомстить. До тех пор пока он жив, я буду нечистой и не обрету возможность жить нормальной жизнью. Даже если он просто от меня отстанет. Даже если ему на какое-то время — или навсегда — станет очень плохо. Нет. Никаких компромиссов: я хочу его убить.

— Значит, он умрёт, — размеренно ответил Герман, и девушке стало теплее.

Она улыбнулась.

Он чуть склонил голову и ткнулся носом в её волосы. Не поцеловал — именно ткнулся, оказался совсем рядом, согрел дыханием.

— Сила сделала нас убийцами, — грустно улыбнулась Карина.

— Она подарила нам возможность.

— Сделала убийцами…

Карина не обвиняла, а просто говорила так, как есть, называла вещи своими именами.

— Убийство убийству рознь, — спокойно возразил Рыжий. — К примеру, лев, которого ты видишь перед собой, стар и тяжело болен…

— Откуда ты знаешь?

— Вижу. — Герман горестно вздохнул. — Ему больно, но никто не хочет ему помогать. Он один, ему очень плохо.

— И ты хочешь… — Карина не договорила — задохнулась. А потом заглянула льву в глаза и увидела — она могла бы поклясться, что видит! — чудовищную боль в слезящихся глазах зверя.

«Он совсем один…»

— Ты должна решить, — жёстко прошептал Рыжий.

Почему она? Почему сейчас? Почему ему это нужно? Или мне? Кому это нужно больше? Кто должен показать твёрдость?

— Убей, — едва прошелестела Карина.

— Хорошо…

Герман знал, что понят правильно: и девушкой, и зверем. Лев уже догадался, что собирается сделать стоящий напротив клетки мужчина, и гордо вскинул гривастую голову, словно в последний раз красуясь перед львицей.

Или перед жизнью.

Или перед смертью.

— Не затягивай, — попросила девушка.

— Ни в коем случае, — отозвался Рыжий.

За последние сутки он научился виртуозно обращаться со своей силой, мог превратить в смертельное оружие своё тело, а мог действовать издали, набрасывая на жертву невидимый аркан.

На сердце.

Лев глухо рыкнул.

Резко.

Гордый зверь бросил на Германа последний взгляд и медленно завалился набок.

На глазах Карины выступили слезы.

— Так было надо, — тихо произнёс Рыжий. — Он сказал мне спасибо.

* * *

Марат сам удивился желанию отомстить насильнику, ублюдку, вывихнувшему Карине жизнь. Раньше подобные истории хоть и не оставляли его равнодушным — подонки, самовыражающиея за счёт беззащитных женщин, бесили неимоверно, — но не вызывали стремления лично восстановить справедливость.

Но сейчас Марат не сомневался в выборе.

Наказать.

И это было не просто желание, а твёрдое убеждение, что именно так и надо. И что он — прав. Это было право сильного, право того, кто способен сотворить правосудие по своему разумению.

«Я имею право творить правосудие?» — спросил он себя, прогуливаясь в парке.

Спросил, потому что червячок сомнения всё ещё свербил молодого человека, мешая наслаждаться обретённой возможностью.

«Имею ли я право?»

В конце концов, откуда известно, что человек, которого они собираются убить, действительно насильник? Только со слов Карины. А что они знают о Карине? Лишь то, что она одна из них. И кем именно приходится ей тот мужчина, ведомо только самой девушке. Может, насильником. А может, и дядей, ради наследства которого она и подбивает новых друзей на страшное преступление.

«Ты не веришь Карине?»

«Почему я должен ей верить? Я ничего о ней не знаю».

Эмоции, вызванные страстным выступлением девушки, улеглись, и теперь Марат пытался обдумать происходящее хладнокровно.

«Карине нет нужды лгать. Она — как раскрытая книга, которую может прочитать даже ребёнок. Все её чувства — на лице, и ты прекрасно знаешь, что она не лгала!»

Подонок с округлым лицом существовал… Существует. И он действительно насиловал девушку. А скорее всего — многих девушек.

«И мы должны его убить!»

Мужчина пнул ногой кучу жёлтых листьев и тут же…

Едва не вскрикнул от неожиданности.