Перстень Парацельса

Но потом музыкант украдкой заглянул в ту комнату, но тут же закрыл глаза и сбежал. И понял, что сегодня сможет уснуть только со снотворным.

— Стираем — значит стираем. — Бранделиус нажал на несколько кнопок, затем провёл над системным блоком рукой и громко произнёс: — Сделано!

Вся информация о несчастных жертвах удалена, их никто не найдёт и не побеспокоит, не опозорит… а Круглолицего продолжат считать хорошим.

— Вы отомщены, — прошептала Карина. — Мы отомщены…

Они с Германом вышли из подъезда первыми — Антон и Марат остались имитировать нападение, — но в машину не сели, остались стоять рядом, среди почти оголившихся кустов.

— Извини… — Рыжий взял девушку за руку. — Тебе могло показаться, что я перестарался, но я… я очень разозлился. Извини.

Прикосновение заставило Карину отвлечься от грустных мыслей. И вспомнить кое-что важное.

— Я ведь почти отказалась от мести, — сказала она, пряча руки в карманы.

— Я видел, — кивнул Герман. — Почему передумала?

— Я как будто получила приказ требовать его смерти, — тихо ответила девушка. — Мне вдруг стало абсолютно всё равно… То есть совсем всё равно, полное безразличие… Я ничего не хотела, не испытывала никаких эмоций, но при этом попросила вас его убить. — Она жалко улыбнулась. — Вот так. Я оказалась не такой сильной, как ты надеялся…

— От кого исходил приказ? — жёстко спросил Рыжий.

— Ты мне веришь? — изумилась Карина. — Это же ерунда! Чушь! Я его просто пожалела…

— От кого исходил приказ? — почти по слогам повторил Герман, и девушка поняла, что дело серьёзно.

— Мне показалось, что от Бранделиуса.

— Ага. — Рыжий кивнул.

А вот она, обрадованная возможностью отвлечься, немедленно оседлала тему:

— Ты хочешь сказать, что он управляет нами?

— Нужно набрать статистику, — коротко ответил Рыжий. — Но подозрения есть.

И замолчал, потому что из подъезда вышел Марат, за ним — Бранделиус.

— Уезжаем?

— Разумеется!

— Нас тут больше ничего не держит.

— Да, — кивнула Карина, бросив последний взгляд на тёмные окна на третьем этаже. — Всё кончено.

* * *

— И этого он тоже убил? — удивился барон Самбука.

— Ага, — мрачно подтвердил Грузило. — Дверь приоткрыта, я вошёл, а он там…

— Кто?

— Мужик какой-то.

— Один?

— Ага.

— Пуля?

— Не… — Грузило поморщился. — Ножом, наверное: дико всё порезано, и крови много. Жестоко его кончили.

По приказу барона бандит отправился на разведку сразу после того, как Рыжий и его друзья выехали со двора. Грузило пошёл, отсутствовал минут пять, вернулся с перекошенной физиономией, плюхнулся на заднее сиденье «Мерседеса» и тихонько выругался. Самбука, понявший, что дело нечисто, велел Хлястику ехать и принимал доклад уже в пути, повернувшись с пассажирского сиденья к заднему дивану.

— Насколько жестоко?

— Не приглядывался.

— Почему?

— Мутить меня начало.

Это говорило о многом, поскольку ни для каких иных дел, кроме грязных, Грузило приспособлен не был, на своём веку повидал изрядно и в обморок, подобно институтке, не падал ни разу.

— Барон, думаю, надо от них отстать, — неуверенно предложил Хлястик. — Грязно всё это, барон, надо отойти, пусть кто другой вляпается.

— Обычный человек ходит по моему городу и убивает людей, — возразил Самбука, отворачиваясь от бледного Грузило. — Я не понимаю, что происходит, но обязательно разберусь.

— Зачем? — осмелился спросить Хлястик.

— Возможно, этот чел нам пригодится, — усмехнулся барон. — Отмороженный убийца, не имеющий никакой видимой связи со мной… Да это же клад: мы можем натравить его на кого угодно и остаться вне подозрений!

Хлястик уныло вздохнул, но промолчал. А Грузило закурил и до максимума опустил оконное стекло — его до сих пор слегка мутило.

* * *

Она не чувствовала за собой никакой вины.

И не собиралась оправдываться.

И пообещала себе, что если он встретит её вопросом: «Где была?» — молча соберётся и уйдёт, оставив позади всё, что у них было. Она так решила и знала, что сделает.

Потому что сейчас она не хотела выяснять отношения.

Сейчас их было проще порвать.

Как ни странно, встреча с Сатурном действительно помогла. То ли надменный и нелюдимый «очкарик» изменился под влиянием необыкновенной силы: заглянул в себя, поморщился и решил стать другим; то ли он просто понял положение девушки и повёл себя максимально человечно; то ли всё дело во влюблённости, которую он испытывал к Даше, — не важно. Важно то, что он позволил ей высказаться и сумел утешить в классическом, а не похабном смысле этого слова.

Сатурн говорил о чёрных полосах в жизни, о подлецах и обманщиках, о горечи обиды, о разбитых сердцах… Говорил так, словно переживал всё это сам. Говорил мягко, умолкал от любого её взгляда, от любого жеста и снова начинал, если чувствовал, что можно. И его речь плавно слилась для Даши в успокоительный рокот, принёсший облегчение её истерзанной душе.

И ещё Сатурн сказал, что тоже ощущал чувство полного подчинения Бранделиусу.

«После подзарядки… Я лежал на подушках, он говорил, и я вдруг понял, что сделаю всё, что он скажет. Всё-всё-всё. И мне будет всё равно, потому что приказ отдаст Он…»

«Ты специально это придумал, чтобы меня утешить?»