Перстень вьюги<br />(Приключенческая повесть)

За окном падал мокрый снег. Внизу, на асфальтированных улицах, наверное, было слякотно и зябко от сырого ветра, дующего с Невы. Последний осенний листок прижался к рябому от капель стеклу. Вид вылинявшего, прозрачного, как рука больного, листочка вызывал тоску.

А в космической вышине гордо бороздила пространство планета, ставшая воплощением бессмертного подвига девушки с большими серо-голубыми глазами и светлой косой вокруг головы. Она погибла молодой и в памяти людей останется молодой навсегда. Двадцать три года… Из поколения в поколение станет переходить предание о прекрасной, гордой девушке, которая огненным факелом сгорела в сумрачном небе войны. Во всем этом было нечто величественное, почти эпическое.

— Ты любишь все классифицировать, — сказала Наталья Тихоновна мужу. — Наверное, малая планета Рудневой, когда ее открыли, получила какой-нибудь номер в каталоге?

Геннадий Гаврилович поморщился, отложил в сторону каталог звезд.

— Да, она имела номер: 1907! — отозвался он резко. — Планету открыл некто Черных. Почти — Черемных. Наверное, твой земляк. — Кстати, кандидат физико-математических наук. Я не так давно встречался с ним в Крымской астрофизической обсерватории. Романтик… А я, если хочешь знать, категорически против того, чтобы небесным телам присваивали имена людей. Не солидно. Боги — другое дело. Астрономия должна быть строгой наукой. Без всяких там романтических фиглей-миглей.

— Не кощунствуй. Это космический памятник лучшему, что есть в людях. Она своими хрупкими крыльями прикрыла от пуль и снарядов таких, как ты. Ведь и я могла сгореть. Пусть не в небе, а в траншее или в танке, как горели наши от зажигательной смеси.

Геннадий Гаврилович посмотрел на жену осоловелыми глазами и расхохотался.

— И очередную комету или планету назвали бы твоим именем. Бог мой, откуда в тебе это непомерное тщеславие? Тебе, мать, угомониться бы раз и навсегда. Ты — неудачница. Выпала из игры сразу же. Живешь героическими воспоминаниями. А жизнь катится под уклон. Ничего ты не смогла. Даже героически сгореть. Отделалась легким испугом. И алмазы нашла не ты, а какая-то там Попугаева. Подумать только: Попугаева!.. Судьба показывает тебе язык: не унывай, старушка, у нас в астрономии те же законы — красный гигант, раздувшись до невероятных размеров, в один прекрасный день превращается в белого карлика.

— Ты сам говорил, что белый карлик иногда вспыхивает и его светимость возрастает в десятки миллионов раз. И даже может превратиться в сверхновую звезду.

— Это итог гравитационного коллапса. Хоть миг, да ярко! Вот и все.

Она оставалась равнодушной к его жестоким словам и отбивалась больше из-за упрямства. В общем-то, он прав. Она в самом деле неудачница. Выпала из игры… Ее снайперские подвиги давно забыты. Слишком много было подвигов. Ей просто не повезло: вышла из строя в первый же год войны. Другие стали Героями Советского Союза. Тот же Гуменник. Многие из ее учеников тоже были удостоены высоких правительственных наград. Она не была тщеславной и вовсе не скорбела о наградах. Не ради них она ушла на фронт. Да и не думала о наградах. Война — не спортивная игра. И все-таки в душе постоянно тлела непонятная горечь. Почему она так легко сдалась? При первом же ударе судьбы… Другие продолжали воевать, лишившись ног и даже рук. Танкист Мнацаканов, получив тяжелые ожоги в бою, ослеп. А чуть подлечившись, вернулся на фронт. Был какой-то момент, когда забота о раненой руке, страх остаться без руки отодвинули для нее все остальное на второй план. Ока поддалась железной логике врачей. А поддаваться, как теперь думала, не стоило. Не стоило. Зачем? Чтобы потом всю жизнь чувствовать необъяснимую приниженность? Внешне все было правильно и по закону. А внутри навсегда поселилось смятение. Она до сих пор удивлялась естественности поведения Геннадия Гавриловича, который нисколько не стыдился своей трусости и в анкетах без замешательства писал: «В войне не участвовал, военных наград не имею».

У него была какая-то своя, непонятная ей, логика. Иногда эта логика неприглядно обнажалась, когда они сходились с Треску новым за рюмкой коньяка и начинали обсуждать прочитанное или увиденное в театре или кино. Закавыкой из закавык стала пьеса «Галилей». Правильно ли поступил Галилей, отрекшись от собственного учения? Оба считали, что поступил он правильно, так как сохранил жизнь для дальнейшей научной работы. Ученый обязан при любых обстоятельствах сохранить свою жизнь, драгоценную для всего человечества. Ну, а фраза Галилея «А все-таки она вертится!» была кукишем в кармане. Возможно, фразу придумали потом ученики Галилея, чтобы оправдать его поступок. Хотя сам Галилей ни в каких оправданиях не нуждался. Важно не нравственное поведение ученого, важны результаты его научной работы.

Наталья Тихоновна в разговор не вмешивалась. Знала: спорить с ними бесполезно. Эти люди без углов, оправдывают не Галилея, а самих себя, так как ни одного дня не были на войне, и пытаются сделать трусость нормой поведения всякого ученого.