Перуновы дети

В одну из таких звёздных ночей, полыхающих зарницами, металась на сеновале в родовых схватках женщина, из которой никак не хотело выходить дитя. Когда же оно наконец покинуло чрево, то с первым его криком на небе блеснул луч утренней зари.

– Боги сами дали имя твоему дитяти, – сказала бабка-повитуха плачущей уже не от боли, а от счастья матери.

Омыв младенца приготовленной заранее водой из священного источника, дабы он был всегда чист душой и телом, повитуха передала его не менее счастливому отцу. Тот поднял дитя на крепких руках перед собой навстречу небу и Заре нового дня, чтоб освятила она новорождённого своими лучами и дала ему свою красоту, потом коснулся ножками Земли-Матери, дабы исполнила она младенца силы, а затем прижал к груди, передавая ему отцовскую любовь и защиту.

Повитуха, положив младенца на чистую холстину подле матери, чтоб та покормила его, повторила:

– То добрый знак от богов, что сын ваш вместе с Зарёю пришёл. Значит, жизнь его будет такая же ясная и чистая. Хотя, может, и недолгая… – Последние слова бабка пробормотала уже про себя, собираясь уходить, так что родители их не расслышали.

Отдельные пятна детских воспоминаний остались в памяти Светозара, их было немного. Вот они с отцом плывут по реке на перекат, где установлены сплетённые из ивовых прутьев верши. Так заманчиво извлекать их, наполненные серебрящейся рыбой, либо проверять вентеря, куда охотно попадаются зубастые щуки. Помнились борти на краю леса и вкус янтарного мёда, помнился аромат сена, которое косил отец, и запах душистого хлеба, испечённого матерью.

Светозар навсегда запомнил отца и мать так, как увидел их однажды стоящих вместе и держащихся за руки на берегу Непры-Славуты. Они глядели на восход солнца и произносили приветствие Матери-Заре:

– Красуйся, Заря ясная, красуйся в небе! Ты рано встаёшь, к нам идёшь, как жена благая, молоко нам своё несёшь и в степь проливаешь. Будь счастлива, Зорька утренняя, удваивающая силу живущего, ибо ты предвестница Солнца! Укрепи нас, и сына нашего, и траву на лугах, и пашницу в полях. Красуйся, Заря, в небе, ныне и во всяк час!

Счастливая жизнь кончилась однажды весной, когда Светозару шёл седьмой годок. Детские воспоминания коротки, плохое быстро стирается и тускнеет. Память не сохранила почти ничего, что было связано с гибелью отца, только какие-то обрывки. Пришли соседи-мужики, принесли тулуп и шапку, в которых отец утром уехал на реку, чтобы успеть, пока стоит лёд, вывезти камыш. И вот хмурые люди стоят у порога, взоры опущены долу. Мать отчаянно забилась, закричала так, что стало жутко и пусто на душе. Светозар слышал только часто повторяющиеся слова, что отца больше нет, он утонул.

– Коли б лошадь не кинулся спасать, выбрался бы…

– То правда, Яромир крепкий мужик был…

– Лошади жалко стало, она ж в хозяйстве первая подмога… – глухо бубнили мужики.

Но Светозар им не верил. Как это: сильный весёлый татко больше никогда не придёт домой?

Потом наступили печальные дни. Мать больше не смеялась, не пела весёлых песен, часто плакала, прижав сына к груди, и он плакал вместе с ней. Светозар слышал, как мама разговаривала с отцом, будто он стоял рядом, и всё время повторяла:

– Как я хотела бы уйти к тебе, Яромир, да Светозарушка мал ещё… не мило мне на белом свете без тебя, любый…

Хозяйство их без крепких мужских рук стало приходить в упадок, скот и птицу потихоньку распродали. И как-то мать, собрав узелок, вывела последнюю корову, взяла Светозара за руку и сказала:

– Пойдём, сынку, до тётки Лузинихи, то родня наша дальняя, может, примут…

Светозар видел, что мама не хотела идти, но потом вздохнула, подпёрла дверь палкой, и они отправились в неблизкий путь к какому-то селу, в котором Светозар никогда прежде не бывал.

По пути их настиг ливень. Ещё недавно такое чистое небо быстро заволокло огромными чёрными тучами. Их сине-пепельные клубы закрыли огненный диск Хорса, и белый день прямо на глазах превратился в мрачные сумерки. Ветер, прижимаясь к земле, быстро пронёсся вдаль и настороженно замер, укрывшись там за деревьями и кустами. На несколько мгновений установилась необычайная тишь. Потом в небе, с той стороны, откуда явились косматые тучи, послышались могучие раскаты: то бог Перун выехал на своём железном возу, вздымая небесную пыль и рассекая тучи огненным мечом-молнией. Всё ближе, ближе грохотание колесницы по небесной тверди. А впереди из разрубленных Перуном туч уже хлынули вниз потоки живительной влаги, зашумели, ударяясь о листву, неисчислимые капли-струи, приникла к земле трава. Полупрозрачная стена ливня подошла совсем близко и вмиг накрыла путников вместе с их телушкой. Одежда в одночасье промокла, а до леса оставалось ещё добрых две сотни шагов. Где-то совсем неподалёку в землю вонзилась одна, потом другая Перунова молния. И вдруг над самой головой громыхнуло так, что Светозар присел от страха. Корова тоже испугалась и, вырвав верёвку, кинулась прочь, жалобно мыча. Светозар бросился за ней, окликая:

– Пеструшка, постой! Ну, постой, куда ты?