— Всё, идёмте, — крикнул Пётр Петрович. — Ведите пленных к машинам. И скажите, чтобы лекари забирали раненых. И быстрее!
Нестройными рядами мы двинулись к нашим автомобилями, ведя перед собой пленников, а навстречу уже бежали стражники и лекари, чтобы оказать помощь нуждающимся.
Было удивительно, как мало людей осталось от двух крупных отрядов и как много тел валялось по всему полю. Возможно, не все они погибли, кто-то лежал без сознания, но и мёртвых хватало. Некоторые трупы дымились чёрными обугленными головешками, у одного, что лежал недалеко от меня, кишки разлетелись во все стороны из дырявого живота, в другого отсутствовало полголовы.
Заметив сидящую в траве женскую фигурку, одетую в форме цвета хаки, я подбежал к ней. Это была Маша. Она держалась за голову, на лбу её краснела огромная ссадина, а пол-лица заливала кровь.
— С тобой всё в порядке? Ты ранена? — я присел рядом и стал осматривать ссадину. Кожу так сильно разодрало, что виднелась кость, но других повреждений я не обнаружил.
— Да… кажется. Только голова кружится. И… болит.
— Ложись. Тебе надо отдыхать, сейчас тебя отнесут в машину.
— Кто победил? Мы? Кто? Всё плывёт перед глазами…
— Да, мы победили, мы. Ложись, осторожнее, вот так, — я помог своей невесте лечь на траву. — Всё хорошо. Бой закончен. Сейчас домой поедем.
Подбежавший к нам лекарь, быстро осмотрев Машу, сказал, что повреждения несильные, трещины в кости нет. Он наложил бинты, а я отнёс девушку в свой автомобиль, аккуратно разместил на заднем сиденье и велел водителю ехать в старый особняк Оболенских, где до сих пор располагался госпиталь. Сознание Маша больше не теряла. По пути она рассказала, что даже в бой вступить не успела. В лоб прилетело что-то тяжёлое, и хоть эфир у неё к тому времени ещё не иссяк, её моментально вырубило.
Сама же битва шла недолго. Было полпервого, когда сражение закончилось, то есть непосредственно рукопашная схватка продолжалась от силы минут пятнадцать. И судя по тому, сколько людей осталось на ногах, за это время выбыло из строя две трети одарённых.
Я довёз Машу до госпиталя, отдал врачам, которые на носилках отнесли её в комнату на втором этаже. Стал ждать.
Вскоре приехал Борис Порфирьевич, но мы с ним лишь парой слов успели перекинуться. Он хотел подсчитать раненых, проведать дочь, а затем должен был вернуться в город, чтобы вместе с Петром Петровичем принять капитуляцию оставшихся в живых Демидовых.
Я просидел в особняке часа три, но Маше за это время хуже не стало, а лекарь сказал, что опасности для жизни девушки нет, и я отправился в Чусовград, решив вернуться сюда завтра.
Мне даже не верилось, что война родов закончилась. Казалось, это ещё не всё, скоро начнутся новые баталии, стычки, засады. Но факт заключался в том, что все оставшиеся в живых Демидовы сейчас находились у нас в плену и не имели сил сопротивляться. Их осталось очень мало, и они теперь долго не оправятся.
Но это не значило, что противостояние больше никогда не возобновится. Пройдёт лет пятнадцать-двадцать, возмужает новое поколение, и Демидовы могут попытаться вернуть себе всё, то у них отобрали. Но сейчас можно было выдохнуть и переключиться на решение других вопросов, что, я надеялся, Оболенские и сделают.
Возможно, теперь-то Пётр Петрович снова обратит свой взор на «круг власти» и подготовит новый государственный переворот, но не как раньше, а с умом, чтобы нас не раскрыли и не повязали по-одиночке. Я бы с радостью примкнул к восстанию, лишь бы только избавиться от Святослава Шереметева. Впрочем, я и так собирался от него избавиться, главное — подготовиться получше.
Когда я поднялся на пятый этаж бывшей заводской гостиницы, Лиза уже ждала в коридоре. Едва завидев меня, она бросилась навстречу, обняла и прижалась ко мне, словно мы не виделись много лет.
— Ох, как я переживала, — проговорила она, спустя минуту. — Но теперь же всё будет хорошо, да?
— Да, всё будет хорошо. Демидовы сегодня были разбиты. Победа за нами. Войне конец.
— Правда? Просто не верится…
— На Урале — да. Но есть ещё много княжеских родов, которые хотят решить силой свои разногласия, и это закончится нескоро.
— Пускай решают. Это их дело. Главное, что ты больше ни с кем не будешь драться.
— Как ни с кем? А Шереметевы? У меня ещё остались враги в Москве.
— Ах, Шереметевы, — вздохнула Лиза. — Послушай, а может, ну их? Может быть, переедешь сюда? Здесь они к нам не полезут.
— Ошибаешься. Я перешёл дорогу Святославу Шереметеву, отнял у него то, что он считал своим по праву, и он мне этого не простит никогда. Этот человек достаточно влиятельный, чтобы досадить мне везде, куда бы я ни уехал. Разве что в другой стране можно попытаться скрыться, да и то вряд ли. Но я не хочу бежать. Однажды я с ним разберусь, и всё наладится.
— И когда? Когда мы сможем, наконец, успокоиться?
— Когда? Я не знаю, когда. Сейчас мне нужно стать сильнее. Если моя сила возрастёт, Шереметев не спасётся. Но давай не будем о нём. Сегодня я не хочу обо всём этом думать. Устал.
— Что ж… Значит, будем ждать.