Первая атомная

Павел Михайлович очень тонко разбирался в каждом человеке, его искренности, порядочности, отношении к делу. Очень не любил беспорядок на рабочих местах и необязательность исполнителя. Заметив даже незначительные отклонения от нормы, он тут же пресекал их, а если случались большие промахи или обстоятельства требовали наказания без свидетелей, то вызывал к себе в кабинет и давал, что называется, сильнейший разгон, даже в грубой форме. Но обижаться было не на что: разгоны были справедливыми, за дело. Такой разговор, даже на повышенных тонах, каждый раз дисциплинировал, заставлял думать, чаще и строже оценивать свои дела.

Превосходный он был руководитель, наставник и товарищ.

Первая деловая встреча у нас, экспериментаторов, с теоретиками Я.Б.Зельдовичем и Е.И.Забабахиным произошла в августе 1947 года. Тогда они еще не переехали на объект, но часто на нем бывали. С Яковом Борисовичем и до этого не раз доводилось встречаться в лабораториях, когда он посещал их вместе с Ю.Б.Харитоном, а вот с Е.И.Забабахиным встретились впервые. Тогда был организован семинар, на котором Евгений Иванович рассказал о результатах расчетных работ по сходящимся детонационным волнам, и нам были поставлены задачи по экспериментальному определению некоторых параметров взрывных процессов.

Впоследствии подобные семинары у нас проводились часто, так как в начале 1948 года Я.Б.Зельдович и Е.И.Забабахин переехали на объект. Вскоре к Е.И.Забабахину присоединились Г.М.Гандельман и Е.А.Негин. Таким образом, образовалась мощная группа теоретиков-газодинамиков, которая обеспечила развитие экспериментальных газодинамических исследований, а нам, экспериментаторам, представилась возможность пополнить свои знания в области теоретической газовой динамики.

34

В начале сентября 1947 года в мое распоряжение пришли из ИХФ долгожданные осциллографы с индексом ОК-4. Они были снабжены двухлучевой электронной трубкой с экраном диаметром 150 мм, с однократной прямолинейной разверткой луча, с регулируемой скоростью от 2 до 20 мкс на экран, с масштабом времени от генератора, частота которого стабилизировалась кварцем. По тем временам это было чудо техники.

К этому времени я обзавелся помощниками: под мое начало назначили одного инженера и одного техника, оба по специальности радиотехники И.К.Саккеус и А.Н.Репьев.

Несколько позже, в начале октября 1947 года, в наш отдел был переведен из лаборатории В.А.Цукермана младший научный сотрудник Дмитрий Евлампиевич Стельмахович. Рекомендован он нам был как специалист высокого класса в области современной (по тем понятиям) электронной техники, имевший большой практический опыт, работавший даже на Северном морском флоте по внедрению радиолокационных устройств.

Поначалу я был бесконечно обрадован тем, что наша маленькая рабочая группа пополнилась бывалым специалистом-электронщиком. Но затем вдруг возникло сомнение: с какой стати Цукерман так запросто расстался с хорошим специалистом? С этим сомнением я обратился к Кириллу Ивановичу, на что он мне ответил, что В.А.Цукерман и Д.Е.Стельмахович не сошлись характерами, посему использование знаний и опыта Стельмаховича Цукерманом велось весьма неэффективно. У Цукермана специалист пропадает, а с переводом к нам он сможет эффективно содействовать ускорению решения наших проблем.

Но вскоре выяснилось, что надежды Кирилла Ивановича были напрасными, а мои радости — преждевременными. Специалистом Д.Е.Стельмахович оказался никудышным, к работе относился без какого-либо энтузиазма и как человек оказался весьма неопрятным и неискренним.

Далее, как выяснилось, у него были какие-то осложнения во взаимоотношениях с режимной службой, ему не давали разрешения на выезд в Ленинград за семьей. Кончилось все тем, что однажды ночью к нему на квартиру пришли работники милиции с ордером для ареста и обыска. Поскольку я проживал с ним по соседству, на одной лестничной клетке, то был привлечен к этой процедуре в качестве понятого. Во время обыска, воспользовавшись тем, что милиционеры заинтересовались библиотекой, Стельмахович вбежал в спальню и выстрелил из ружья себе в грудь. Оказалось, что ружье стояло около кровати в заряженном состоянии. Милиционеры, не успев что-либо сообразить, увидели Стельмаховича уже мертвым.

Эта трагическая история долгое время лихорадила весь коллектив научно-исследовательской лаборатории, а нашу группу парализовала основательно и надолго.

35

Всех нас мучили догадки, что же могло побудить его на подобный шаг, зачем и за что его нужно было арестовывать и что искали при обыске?

Впоследствии удалось выяснить, что арестовывать его и не собирались, просто забыли вычеркнуть в ордере слово «арест», искали же у него револьвер «наган», который он брал в свое время для технологических целей в режимной службе, а затем был сдан мною обратно за ненадобностью. Но какое-то ведомство сработало не так, как надо. Обстоятельства случившегося наводили на мысль, что самоубийство им было заранее задумано, а неумные действия милиционеров и разгильдяя прокурора, давшего санкцию, ускорили развязку.