Первая формула

Съежилось светящееся облачко, слегка потускнело и сосредоточилось вокруг фигуры гостя, но по-прежнему источало невиданную силу, то и дело выстреливая в стороны теплыми языками. Могучее тепло, готовое в любой миг вырваться наружу, затаилось в теле незнакомца.

Я слегка ослабил волевое усилие, державшее плетение света, и позволил огненному шару потускнеть. Зрители, приоткрыв прищуренные глаза, с облегчением выдохнули.

Пал Антуан на колени и поднял взгляд на гостя своего. Тот уже нимало не походил на усталого странника.

Заострились черты лица его, глаза засияли, как два маленьких солнца, выбрасывая яростные оранжевые, подернутые желтизной всполохи. Прозрачные язычки огня сплелись над головой, подобно тонким прядям, и образовали корону. Словно растаяли дурно сидящие одежды, и появились из-под них заблиставшие лучами утренней зари доспехи – словно каким-то образом раздобыл незнакомец несколько кусочков солнечной кроны.

Теперь я сосредоточился на одинокой тени странного незнакомца, которую ранее оставил на стене таверны. Излил мысленное усилие на грани восприятия, создавая новые образы. Переместившись к стене, возложил руку на темную фигуру гостя Антуана, и его силуэт впитал длинную ленту огня, сорвавшегося с моего посоха. Я беззвучно произнес формулу плетения, перемещая мысленную картинку в реальность:

– Ал…

Пламя выметнулось из рукояти посоха, словно его более ничто не сдерживало.

– Ан…

Огненные всполохи ударили в стену.

Толпа ахнула, а Дэннил издал возмущенный крик. Держу пари – трактирщик видит, как его заведение превращается в пепел.

Разумеется, ничего подобного не случится. Я продолжил действо еще двумя формулами:

– Вент… Эрн…

Языки пламени окутали фигуру незнакомца, придавая моим словам правдоподобия. Глаза таинственного гостя превратились в лужицы огня, на голове появилась пылающая корона, а в груди словно вспыхнуло солнце. Я вернулся к повествованию.

Застыл на коленях Антуан, пытаясь найти нужные слова, и не нашел ни одного.

Протянул ему руку золотой незнакомец:

– Встань!

Подчинился Антуан.

– Кто ты?

– Я – Солюс! Я тот, кто стережет рассвет твой, тот, кто возжигает огонь в сердце твоем. Я тот, кто облегчает бремя твое, когда не чувствуешь ты в себе сил нести его. Я – утреннее солнце, я – свет. Путник, которого без страха впустил ты в свой дом, проявив доброту и внимание, – это тоже я. Ты мне нужен, Антуан.

– Я? – удивленно переспросил юноша, и Солюс кивнул.

– Каждое утро пользовался ты щедростью моей, нес жизнь хлебам своим, впитывал силу телом своим, а теперь должен послужить мне. Наползает тень на наши земли. Был я во многих местах, однако дом твой – самое важное из них. Сосредоточена здесь мощь моя. Здесь процветаешь ты, дитя мое, и так будет. Если выполнишь просьбы мои, придут за тобой сюда дети твои, – добавил Солюс. –  Тревожишься ты, что руки твои не выдержат ни меча, ни щита. Выдержат, говорю тебе я. Опасаешься ты, что в сердце твоем недостаточно пламени, чтобы развеять мрак. А я говорю – ты сможешь. Беспокоишься ты за Этайнию, боишься, что поглотит ее тьма. Не поглотит, говорю я. Ранее жил ты в благодарности к Солюсу своему, так будешь ли служить верно в этом испытании?

Пропал страх из сердца Антуана. Воспитанная веками преданность господину затопила его душу и умножила силы. Блеснули в глазах его огонь и металл.

– Буду!

Вновь кивнул Солюс. Не наградил он улыбкой Антуана, ибо наперед знал, что ответит тот, и видел перед собой путь, которым пойдет его сын, его воин.

Возложив руки на плечи юноши, заговорил Солюс твердо и громко, как подобает царю небесному: