Первая и единственная

— Что я предлагаю? — раздумчиво сказал Шурка. — А я ничего не предлагаю. Я просто констатирую очевидный факт. Имеем у себя живую, приятную с виду бабью плоть. Изголодались, как собаки, и не пользуемся ею. Вот что обидно. Это, конечно, не по-хозяйски. Подлянка, например, предлагает спать с ней по очереди. По-хорошему договориться, ну и…

— Ничего не выйдет, — сказал я чуть торопливей, чем надо бы… — Он же чокнутый, этот Подлянка. Она не из таких…

— Я тоже так думаю, — сказал Шурка. — Значит кто-то из нас двоих. Я или ты. Следи за ходом моих рассуждений. Если мы так решим — другие не сунутся. Пусть будет хоть один из нас. Этобудет разумно. Согласен?

— Согласен.

— Поканаемся. У кого длинная спичка — тому бригадирша. У кого короткая — тот с носом.

— Давай завтра, — предложил я. — Сейчас ничего не видно.

— Ничтяк, — сказал Шурка. — Спичку мы увидим. Открой палатку.

Он достал коробок спичек, вынул две спички, отломил у одной половину, показал мне «Видишь»? Все без обмана. Тащи любую. Будет, как договорились.

В его зажатых пальцах торчало два одинаковых кончика. Я потянул за один кончик и вытащил длинную спичку. Мне повезло. Шурка в сердцах выругался, повернулся ко мне спиной и больше не проронил ни слова. Честно говоря, все совершилось так быстро, что я не успел даже подумать над тем — соглашаться ли мне на спичках разыгрывать Валю. Скорей всего я согласился просто по инерции, машинально. И только теперь, когда все кончилось, осознал, что же произошло. Слава богу, это был не худший вариант и для самой Вали. Я лежал на спине и беззвучно смеялся. Во-первых, над досадой и злостью Шурки. Очень ему хотелось вытащить длинную спичку — он аж чуть не заплакал от досады. Во-вторых, над собой — это же надо, как мне повезло. Выиграл на спор свою бывшую одноклассницу, по которой когда-то с ума сходил. Хотя в душе считал себя несравнимо выше ее Зато теперь мы поменялись ролями. Теперь она выше меня на целую голову, а может быть даже и на две.

Я испытывал как бы двойственное чувство. И радость от того, что выиграл ее, что теперь она мой трофей, и я по праву победителя могу взять ее под свою защиту. С другой стороны она мой законный выигрыш, и я имею право получить его. К этому я отнесся вполне серьезно. Мне повезло. И то, что когда-то мы сидели за одной партой ничего не меняло. Она стала моей по праву удачи. Это-то и было смешно. И теперь мне оставалось лишь умело воспользоваться своим трофеем. Сейчас она выступала совсем в другом, новом качестве. Я лежал в полной темноте, полог палатки был опущен из-за мошкары, улыбался в темноту и думал над тем, как я это сделаю. Остальные не помеха. Договор дороже денег. А ведь могли решить иначе — или все или никто. И мне пришлось бы подчиниться, у леса свои законы — он не знает ни жалости, ни снисхождения.

Мы с ней стали совсем другими, убеждал я себя. И отношения у нас теперь другие. Так что же ломать голову и припутывать к сегодняшнему то, что было когда-то. Нужно выбрать удобный момент, чтобы все было наверняка. Ну, немножко поухаживать, конечно, не без этого. Так же, как я, допустим, красиво у х а жив ал за девицами из кафе. «Сигареты, коньяк, кофе? Или шампанское?» «И то, и другое?» Сделка состоялась.

Здесь, правда, не совсем тот случай. Но разве в конечном счете все замки не открываются ключами? К ней тоже надо подобрать подходящий ключик. Прежде всего проведу разведку боем, решил я.

Долго ждать удобного момента не пришлось. Через день Валя сама позвала меня с собой на промер. Держалась она со всеми ровно. Голоса никогда не повышала, никого не принуждала что-то сделать. Да это было бы и не к чему. Попросит и все. Обращалась ко всем по фамилии. Ко мне тоже.

— Силантьев, пойдешь сегодня со мной на промер, — сказала она. — Возьми инструменты.

— Есть взять инструменты, — бодро отозвался я. Шурка, сволочь, подмигнул мне, давай, мол, действуй. Лицо, правда, у него было злое.

Мы с Валей двинулись в лес. Остальные остались на участке с буссолью. Вначале шли молча по едва заметной тропинке, бегущей по пружинившему, словно надувной матрас, мху, то по твердой кочкастой земле, там и сям прорезанной неподвижными змеями корней, а то и просто по склизкой, затянутой плесенью земле.

Мы впервые оказались вдвоем, и оба чувствовали некоторую неловкость, не знали с чего начать разговор.

— Ты очень изменилась, — наконец сказал я.

— В какую сторону? В лучшую или худшую? — спросила с улыбкой Валя. Сейчас это была та самая девочка, с которой я десять лет сидел за одной партой. Неужели я ничему не научился за эти годы у нее? Ничего не позаимствовал, кроме ее круглого детского почерка? Ни ее мягкости, сердечности, трудолюбия, честности? Меня словно осенило — я вдруг понял, что все эти годы мне не хватало ее присутствия, тепла ее глаз, участливого голоса, улыбки, таких мягких неторопливых жестов, всего ее такого привычного домашнего облика. Мы шли по утреннему солнечному лесу, мимо рослых сосен, белоствольных березок, красавиц елей, словно вернулись в страну своего детства.