Первая и последняя свобода

По мере того как мы будем раскрывать это, мы вскоре увидим, что пока этот центр, это ядро существует, не может быть никакого понимания. Только после исчезновения этого ядра возникает понимание, потому что в конце концов это ядро есть память; память о различных переживаниях, которым присвоены имена, ярлыки, отождествления. С этими названными и маркированными переживаниями, в этом центре, как раз и происходит принятие и отклонение, и решение — быть или не быть — выносится в соответствии с ощущениями, удовольствиями и болями памяти о переживаниях. Таким образом, этот центр есть слово. Если вы не называете этот центр, то разве центр есть? Точно так же, если вы не думаете в терминах слов, если вы не используете слова, разве вы можете думать? Мышление возникает через вербализацию; или же вербализация начинается в ответ на мышление. Центр, ядро, есть вербализованная память о неисчислимых переживаниях удовольствия и боли. Понаблюдайте, пожалуйста, за собой, и вы увидите, что слова стали намного более важными, ярлыки стали намного более важными, чем сама жизнь; и мы живём словами.

Для нас слова «истина», «Бог» и подобные им стали очень важными — или по крайней мере важны чувства, которые эти слова представляют. Когда мы говорим «американец», «христианин», «индус» или слово «гнев» — мы являемся словом, представляющим это чувство. Но мы не знаем, каково это чувство, потому что важным стало само слово. Когда вы называете себя буддистом, христианином — что означает это слово, что является смыслом этого слова, которое вы никогда не исследовали? Наш центр, ядро, есть это слово, этот ярлык. Если сам ярлык не имеет значения, если значение имеет то, что скрывается за ярлыком, то вы способны исследовать, но если вы отождествляете себя с ярлыком и прилеплены к нему, вы не сможете пойти дальше. А ведь мы отождествлены с ярлыками: дом, форма, имя, мебель, счёт в банке, наши мнения, наши стимулы и так далее и так далее. Мы — все эти вещи, вещи, представляемые именами. Стали важными вещи, имена, ярлыки; и поэтому центром, ядром является слово.

Если нет никакого слова, никакого ярлыка, то нет и центра, не так ли? Есть распад, есть пустота — но не пустота страха, которая является совершенно другой вещью. Рождается ощущение, что вы ничто; потому, что вы удалили все ярлыки или, скорее, потому, что вы поняли, почему вы присваиваете ярлыки чувствам и идеям, и вы полностью обновлены, разве нет? Нет никакого центра, из которого вы действуете. Центр, который является словом, растворился. Ярлык убран, и где вы как центр? Вы есть, но произошло изменение. Это изменение немного пугает; поэтому вы не продолжаете то, что всё ещё вовлечено в это; вы уже начинаете составлять суждение, решать, нравится вам это или не нравится. Вы не продолжаете попытку понять то, что приходит к вам, вы уже выносите приговор, что означает, что в вас есть центр, из которого вы действуете. Поэтому вы останавливаетесь в тот момент, когда выносите суждение; важными становятся слова «нравится» и «не нравится». Но что случается, когда вы не присваиваете имени? Вы вглядываетесь в эмоцию, в ощущение более пристально и поэтому имеете совершенно иное отношение к этому, точно так же как вы по-новому относитесь к цветку, когда вы не называете его. Вы вынуждены смотреть на него по-новому. Когда вы не называете группу людей, вы вынуждены вглядываться в лицо каждого индивидуума и не рассматривать их всех как безликую массу. Поэтому вы намного более бдительны, намного более наблюдательны, больше понимаете; вы испытываете более глубокое чувство сострадания, любви; но если вы рассматриваете всех этих людей как массу, всё кончено.

Если вы не присваиваете ярлыков, то должны рассмотреть каждое чувство, когда оно возникает. Когда вы присваиваете ярлыки, разве чувство отличается от ярлыка? Или это ярлык пробуждает чувство? Пожалуйста, обдумайте это. Когда мы присваиваем ярлыки, большинство из нас усиливают свои чувства. Чувство и придание ему имени происходят мгновенно и одновременно. Если бы между обозначением и чувством существовал разрыв, интервал, вы могли бы узнать, что чувство отличается от своего обозначения, и тогда вы были бы способны иметь дело с чувством, не называя его.

Проблема в том — не так ли? — как быть свободным от чувства, которое мы называем — такого как гнев? Не как поработить, возвысить, подавить его — всё это так нелепо и незрело, — а как действительно быть свободным от этого чувства? Чтобы быть действительно свободным от чувства, мы должны обнаружить, не является ли слово более важным, чем само чувство. Слово «гнев» имеет большее значение, чем само это чувство. Чтобы действительно узнать, что важнее, должен быть разрыв между чувством и его обозначением. Это одна часть проблемы.