Первая императрица России. Екатерина Прекрасная

– Что ж, извольте, государыня. Может быть, вам и действительно нужно это знать… Никогда не позволяйте себе бояться России – какой бы страшной, непонятной и абсурдной она вам ни казалась. Постарайтесь полюбить эту страну. Пани Марина была прекрасна, умна, образованна и очень честолюбива. Из нее бы вышла великая королева Речи Посполитой, если бы король Сигизмунд, правивший в те времена Польшей, уже не был женат. Но Россия – совсем иное дело. Пани Марина плохо понимала московитов и пыталась править ими по-польски, да и жить по-польски… Постарайтесь понять ваш новый народ…

– Но государь Петр Алексеевич намерен ввести Россию в Европу и править по-европейски! – воскликнула Екатерина, удивленная темными речами Ракоци.

– Государю Петру многое позволено. Он не иностранец, он – русский царь! Вы же совсем иное дело, вы – иностранка. К вам станут относиться так же пристрастно и порой несправедливо, как к пани Марине Мнишек. Но вы все равно должны любить Россию, а не считать свою жизнь в этой стране тяжким крестом, который вам не по силам…

– Откуда вы знаете, что я так думала? Вы что, читаете мои мысли, князь?

– Не только ваши, государыня, не только ваши… Любите Россию несмотря ни на что – только в этом ваше спасение! Если вы позволите себе страх перед ней, вы погибли!

Ракоци отвесил почтительный поклон и ушел, оставив Екатерину в тревоге и замешательстве. Она подумала о Йохане и о том, что не имеет права становиться под венец с Петром, не зная толком, что случилось с ее первым мужем… Но что она могла противопоставить железной воле Петра? Свои сомнения? Странные слова венгерского ясновидца, на которые Петр ответит в лучшем случае смехом, а в худшем – припадком гнева, еще более страшным, чем прежние?! Да и могла ли она оставлять бастардками, внебрачными «ублюдками» своих обожаемых дочерей? Сейчас нужно позаботиться о будущем Аннушки и Лизаньки, а не ворошить дотлевающие угли из костра прошлого.

Прежней Марты уже нет…

В России, в этой жестокой и холодной стране, родилась другая женщина, лишь отдаленно похожая на прежнюю. И эта новая женщина завтра обручится в яворовской церкви с властелином, которого подарила ей судьба. Видит Бог, она, Марта, не просила об этом подарке! Но теперь уже ничего не изменишь… К тому же она любит Петра. Конечно, не той настоянной на страсти и нежности любовью, которой любила Йохана, но разве чувства бывают одинаковыми, как сшитые по одному фасону платья?! Нельзя войти в одну и ту же реку дважды, даже если это река любви…

И потом, Ракоци советовал ей не повторять ошибок пани Марины Мнишек, так недолго бывшей московской царицей. Стало быть, нельзя даже в мыслях называть Россию чужой, жестокой и холодной страной. Надо полюбить Россию и русских. Несмотря на всю абсурдность и жестокость того, что происходит в этой стране. Надо распознать в России великое, как она распознала это в Петре. Увидеть мудрость в безумии и силу – в бессмысленной ярости. Она постарается сделать это… Ведь ее судьба стать русской государыней!

Глава 4. Сон и явь великого государя

В ночь перед обручением Петр страшно кричал во сне. Даже не кричал, а выл, как воет обезумевший от боли хищный зверь. Даже Екатерина, привыкшая к припадкам царя (настолько, насколько к ним вообще можно было привыкнуть) и, как ей казалось, научившаяся смирять эту стихию ярости и страдания, на сей раз не могла его успокоить. Петр метался среди разбросанных шелковых подушек и смятых покрывал из дорогого меха на широкой королевской кровати, и холодный пот мешался на его лице с выступившей на устах пеной и обильными слезами. «Ненавижу!.. Не прощу!.. Убью!!!» – с трудом разобрала бедная женщина в бессвязных воплях одержимого властелина России…

Взбудораженный ночным криком, замок всполошился, зашумел голосами, загрохотал тяжелыми шагами и лязгом оружия. Преображенская кордегардия [7], привычная ко всему, молчала и только молилась про себя, чтоб гнев «государя-батюшки» не обрушился на бесталанные головы караула. Всполошилась польская дворня, всерьез решившая, что в замок проникли заговорщики, а то и нечистая сила, и высочайший гость в опасности.

– До брони, хлопе! Зрада! (К оружию, парни! Измена!) – орал хриплый голос каштеляна [8]. Кто-то гнусаво звал ксендза со святыми дарами.

К опочивальне сбежались польские слуги, растрепанные, полуодетые, но с обнаженными саблями и заряженными мушкетами. Они не привыкли еще к странностям великого государя, в отличие от часовых-преображенцев, которые с каменными лицами застыли у дверей и ничем не выдавали, что им было до озноба страшно. Екатерине пришлось выйти к полякам и, поблагодарив, отпустить их на покой: мол, царственному гостю приснился дурной сон, нет повода для беспокойства….