Первая клетка. И чего стоит борьба с раком до последнего

Вы знаете, я думаю, что наши последние дни с ней, наверное, облегчили маме уход в неведомое. Сколько ни давай в ответ на такую душевную щедрость, всего будет мало. Я попрощался с мамой за два дня до ее смерти, вечером. Она лежала на своем любимом месте на диване в гостиной – худенькая, хрупкая, – свернувшись в клубочек, как ребенок. Я сидел рядом с ней и ужинал, а Юлали, ее сиделка, хлопотала вокруг и угадывала каждую мелочь. Наверное, это прозвучит мрачно, но я считаю, что Юлали – это такая повитуха в смерти, своего рода шаман, который приходит к человеку в самом конце и проводит через процесс умирания, помогает преодолеть все опасения и сожаления, сохранить присутствие духа и принять смерть, более того, помогает пройти этот процесс родным и близким умирающего. Юлали, как и моя мама, человек исключительной душевной щедрости. Она точно знала, что нужно сделать, чтобы облегчить переход. Поболтав немного с мамой – говорить она почти не могла, – я собрался домой, а Юлали велела мне обнять маму. Мама всю жизнь яростно отстаивала свою независимость, старалась избегать открытого проявления чувств, поэтому ей трудно было дать знак в тех случаях, когда ей это было нужно. Но я послушался. Поскольку мама уже не могла даже сесть, я сел рядом с ней и подсунул под нее руки – ощутил ее костлявую спину и слабые мышцы. И я увидел, как она улыбнулась неземной улыбкой от удовольствия – и воскликнула: “Ты такой замечательный! Такой замечательный!”

Была ли это с моей стороны достаточная благодарность за целую жизнь, полную самоотверженной доброты к сыну, который подчас и не подозревал, как трудно приходится его матери? Нет, конечно, тут никакой благодарности не хватит. Но когда я ее выразил, я постарался дать маме понять, что ее страдания были не напрасны. Она была горда и счастлива, что вырастила друга и помощника, который оказался рядом тогда, когда ей это было больше всего нужно.

Назавтра у нее была Хелен, и мама то теряла сознание, то приходила в себя ненадолго. Как сказала Юлали, она странствовала. Хелен, мамина сестра и лучшая подруга, придавала ей сил в этом таинственном путешествии. Она успокаивала маму: “Жемчуга у меня” – речь идет о фамильных драгоценностях, которые хранились у нас в семье, – и они обе в последние мамины часы сумели славно посмеяться. Днем я позвонил с работы и поговорил с мамой. Она была рада меня слышать. Не понимала, откуда я звоню и какой сейчас день, но у нее в воображении сложилась картина, где я был в своей стихии. “Ты на демонстрации? – спросила она. – Народу много?” Я растерялся, но потом подыграл ее фантазиям и был счастлив слышать, как она гордится мной.

Наутро Юлали позвонила мне и сказала, что у мамы агония. Когда я приехал, мама еще тяжело дышала, но явно была без сознания. К маме уже приехали Хелен и Юджин, мой единокровный брат (у нас общий отец), и мы стали ждать. Юлали знала, что будет, с точностью до минуты и велела мне лечь к маме в постель и держать ее за руку. Я снова послушался. И прошептал ей несколько слов на прощание, когда она угасла.

Я сам не ожидал, что приду в такую ярость, что она бросила меня. Но сейчас, когда я пишу эти строки, я не чувствую ничего, кроме любви и доброты, которые она мне подарила. И я утешаюсь тем, что в те последние минуты у нее была свобода, она могла лететь, как птица, которой она всегда хотела стать.