Первая колония

— Я уже думал, что ты достоин быть джигитом, а ты подлый горожанин! Захотел набить себе цену! Подстроил покушение сам на себя, да еще указ своего царя подделал, подонок! Позор дому моему, что я не снес тебе голову в первый же день! Нет, вру! Позор был бы мне марать свою саблю твоей низкой кровью! Надо было приказать зарезать тебя, как свинью! Или еще лучше, как делают старки: кастрировать и продать в рабство! А теперь ты мой гость и я ничего не могу с тобой сделать, только прогнать вон из княжества! Немедленно убирайся!

И дважды изгнанник поплелся на своем коне на север, не зная, что теперь делать.

Тлирангогашт решил на пути в Дилосар, куда он должен был прибыть для триумфа к началу последнего месяца года, попытать счастья в пиратском гнезде: городке Тритуга на побережье между Ссарацастром и Лиговайей. План был рассчитан на воинское мастерство, неожиданность и дерзость. Заодно это было еще одно испытание для его друзей и еще одна проверка их верности.

В гавань Тритуги вошел купеческий корабль. Купцов пираты в своем городе не трогали: надо же сбывать награбленное! Хозяином корабля был торговец небольшого роста, с которым вместе шли дюжина приказчиков и охранников. Купец на агашском с несколько странным акцентом спросил, где сейчас капитаны стоящих в гавани судов. Судя по всему, он собирался либо покупать добычу без посредников, либо нанять кого-то из пиратов для своих грязных делишек.

Конечно, местные купцы были недовольны, когда кто-то торговал без их посредства, но, в отличие от многих других мест, недовольство выражалось лишь в том, что они сами отказывались иметь дело с таким покупателем. Капитаны быстро бы освободили с помощью своих сабель их туловища от управления дурных голов, если бы те попытались как-то помешать кому-то иметь дело со свободным пиратским братством.

Купец, вооруженный мечом и луком, что не вызывало ни у кого удивления, в сопровождении своих ближайших помощников двинулся к указанной ему таверне. Там он обвел таверну взглядом и показал на пирата, которого сразу выделил как самого опасного и самого авторитетного. В ту же секунду этот капитан оказался пронзен стрелами, а "купцы" выхватили мечи и стали убивать всех подряд.

Пока купец неспешно двигался к таверне, его матросы выгружали с корабля какие-то бочки. Как только в таверне поднялся шум, они выхватили из бочек мечи и луки и тоже стали убивать всех без разбора.

А через пару часов в гавань вошла еще пара кораблей. Как раз вовремя, потому что собравшиеся с духом пираты, хоть наполовину уже и были перебиты, оттеснили отряд Тлирангогашта к гавани и исход битвы был еще неясен. С корабля свели коня царевича, и он на своем великолепном жеребце командовал побоищем.

Когда уже все стало ясно, он, оглядев своих друзей, всех в крови, но живых, соскочил со своего коня и вдруг показал на него. Все немедленно выстрелил в коня, а затем его зарубили, но после этого с возмущением набросились на принца:

— Ты за что верного друга убил? Он-то перед тобой ни в чем не виноват!

— Перед битвой я гадал, и мне предсказали, что из этого города мы с конем вместе живыми не выйдем.

— Ну, тогда все понятно!

— Я вас, друзья, хвалю! Выполнили приказ моментально! Сегодня вечером будем выбирать самое ценное из захваченной добычи, а завтра уберемся из этого проклятого города. Надеюсь, вы уже поняли, что пиратских шлюх вам трогать нельзя? Пусть ими простые воины, в особенности аникарцы и логимцы, занимаются! А вы заслужили объятия старкских благородных женщин, и через несколько дней у вас будет шанс их завоевать.

На самом деле Тлирангогашт проверял, действительно ли за это время друзья стали ему настолько верны, что без раздумий нападут на кого угодно по первому его знаку? И он остался доволен. А еще он правильно рассчитал, что сначала нужно приказать им убить наложницу, а уже затем коня: животное они уважают больше, чем женщину.

Атар после заключения мира лично посетил Ицк, поделил его между пятью баронами, примерно так же поступил с Алазанью. Теперь предстояло ополовинить самочинно захваченные владения Однорукого. Царь посетил Урса в Гуржаани, где у того был еще один дом, и объявил жителям, что Гуржаани, Сперави, Хэрэти и Циннадали передаются другим владетелям. Гуржаани царь решил вообще забрать в свой домен.

Но на следующий день неожиданно царь обнаружил царский дворец в Гуржаани окруженным толпой из пары десятков тысяч жителей этой деревни и соседних деревень. Люди вели себя мирно, но лица у них были хмурые. Впереди стояли почтенные старейшины. Они просили царя выйти к ним.

Не ответить на такую просьбу старейшин было бы оскорблением всей Лазики. Получить еще один вечный очаг партизанской войны вместо источника верных воинов для усмирения других баронств отнюдь не хотелось. И Атар, в душе неистово ругая Урса за то, что Однорукий влез в горы и принес эту головную боль с горцами-подданными, вышел к старейшинам. Почтенный старец Иваанэ, поклонившись царю, без обиняков спросил:

— Мы слышали, что ты собираешься нас отдать другим владетелям?