Первая командировка

— Вы меня обижаете. Но что же вы увидели во мне русского?

— Знаете… взгляд, — ответил парикмахер. — Я за предвоенный год насмотрелся на русских в этом кресле.

— Чем же у них взгляд… такой особенный?

Парикмахер перестал брить и внимательно смотрел на него через зеркало.

— У них лицо и глаза… как бы в споре находятся… У другого даже когда лицо злое — глаза мягкие. Славянин, одни, словом.

Самарин молчал — ну что же, вот еще один урок! Между прочим, Иван Николаевич говорил ему, что от немцев надо перенимать все — и резкость, и самоуверенность, и даже их наглость, особенно когда они смотрят на все ненемецкое, а значит, ним их стоящее.

— А я вижу, вы русским симпатизируете! — жестко сказал Самарин и, повернувшись к парикмахеру, вонзил в него злой прищуренный взгляд.

Старик даже отступил на шаг, с лица его отхлынула кровь.

— Нет… нет… нет… — повторял он осевшим голосом.

«Спасибо тебе, цирюльник, за урок. И прости меня, старикан…»

Здание, которое занял гебитскомиссариат, стояло обособленно и со всех сторон было обрамлено бульварами. На площадке у подъезда аккуратными рядами выстроились автомобили, и все время машины подъезжали сюда и отъезжали.

Самарин заметил, что входят в здание люди больше штатские. Это — хорошо.

В вестибюле у начала лестницы стоял столик, за которым сидел мужчина в непонятном кителе темно-серого цвета. Самарин решительной походкой приблизился к нему и спросил небрежно:

— Где регистрация приезжих из Германии?

— Второй этаж, комната восемь, — последовал ответ и приглашающий жест подняться по лестнице.

По коридору на втором этаже сновали чиновники с папками в руках. Они на него не обращали внимания.

Вот и дверь с табличкой: «8». Что там, за ней?

Комната большая. Четыре стола. За тремя сидели мужчины, и за одним — женщина.

Самарин подошел к ней:

— Здравствуйте. Мне нужно зарегистрироваться. Я приехал из Германии. Коммерсант.

Она глянула на него безо всякого любопытства и, ничего не говоря, протянула руку.

— Что вам нужно? — спросил Самарин,

— Разрешение на въезд в Остланд.

— Наконец-то! — улыбнулся Самарин. — На получение этого разрешения у меня ушла целая неделя, а до сих пор никто его не спросил. Пожалуйста.

Женщина бегло посмотрела документ, перевернув, положила его на стол, и ее рука протянулась к карусельке со штампами.

— Вы сколько здесь пробудете?

— Как пойдут дела.

— Я поставлю срок десять дней.

— А если я не успею?

— Придете к нам опять.

— Тогда все в порядке.

Самарин получил свой документ, тоже теперь украшенный современным немецким штампом, и спросил:

— Вы не можете рекомендовать мне отель?

— Отели переполнены, — ответила женщина. — Вы легко наймете комнату по объявлениям на окнах.

— Но меня пугали, что русские расплодили, здесь клопов, а я их ужасно боюсь.

Женщина рассмеялась. Мужчина, сидевший у окна, спросил:

— Я что-то не понял, кого вы боитесь — русских или клопов?

— Клопов, конечно, — ответил Самарин, и все в комнате засмеялись.

— До свидания. — Самарин уже сделал шаг от стола, но его остановила женщина:

— Минуточку. А как вы собираетесь питаться?

— А что, здесь и поесть негде? — притворно испугался Самарин.

— Вы свои карточки на продовольствие, уезжая, сдали?

— А как же? Без этого же не дают разрешения на въезд сюда.

— Тогда можете кушать в любом ресторане, но нужно предъявлять талоны о сдаче карточек.

— Все ясно. Спасибо. Еще раз до свидания.

Самарин вышел из здания, прошел в парк напротив и сел на скамейку.