Первая конная армия

— Видишь, — указал Дундич ординарцу в сторону церкви, — пока мы с тобой ездили, в наш полк пробрались белые офицеры и агитируют бойцов! Я им сейчас поагитирую!

И Дундич карьером устремился на стоявших перед строем офицеров. Скакавший за ним ординарец вскоре понял все и крикнул:

— Товарищ Дундич! Тут же все белые!

Но Дундич уже рубил направо и налево.

Услышав имя Дундича и опомнившись от неожиданности, белогвардейцы закричали: «Дундич! Дундич! Хватайте его живым, держи эту сатану!»

Под Дундичем убили лошадь, но он вскочил на коня одного из зарубленных им офицеров. Его хватали за рукава и полы бекеши, изорвали в клочки гимнастерку, пытались выбить из седла. Вторая лошадь свалилась под ним, но он, продолжая сражаться, извернулся, сбил офицера и прыгнул на третью. Подняв лошадь на дыбы, он вырвался и ускакал, оставив в руках пораженных его дерзостью белогвардейцев клочки гимнастерки и бекеши.

В штаб корпуса Дундич примчался с окровавленной шашкой в руке, в разорванной нижней рубашке и с каким-то чудом удержавшимся на шее смушковым воротником бекеши.

В Воронеж с письмом генералу Шкуро Дундич, переодевшись в форму белогвардейского офицера, поехал вечером. Он благополучно добрался до штаба Шкуро, передал письмо дежурному офицеру, а затем объездил весь город, изучая систему обороны противника. Но это относительно спокойное путешествие не могло удовлетворить Дундича. Он вернулся к штабу Шкуро и запустил в окно две ручные гранаты. Началась невообразимая паника. Белогвардейцы мчались со всех сторон ловить диверсанта. А «диверсант» в офицерской форме носился среди белых и во все горло кричал: «Лови! Держи!» Наконец Дундичу надоело гоняться самому за собой. Он подскакал к участку обороны противника, занимаемому буржуазными ополченцами, и закричал: «Это вы, грибы титулованные, пропустили красных диверсантов! А ну, посторонись, вороны!» И растерявшиеся добровольцы пропустили «сердитое благородие».

Итак, мы ожидали наступления противника. Наше ожидание вызвало, очевидно, недовольство и в штабе Южного фронта. Надо думать, что оно было воспринято по меньшей мере как недопустимая медлительность и недостаточная решительность командования Конного корпуса. Об этом свидетельствует полученная нами 18 октября директива Реввоенсовета Южного фронта, копии которой были посланы командующим 8-й и 13-й армиями и начальнику штаба Реввоенсовета республики. В директиве говорилось о том, что на Кавказе разрастается восстание против белых, что командующим войсками против повстанцев назначен Шкуро, одна из дивизий которого уже на Кавказе и разбита в боях, что, по данным воздушной разведки, обнаружившей переброску эшелонов из Воронежа на Касторное, есть возможность предположить, что части корпуса Шкуро из района Воронеж уводятся и заменяются Тульской пехотной дивизией и вновь прибывшими частями из Новочеркасского, Ростовского, Гундоровского и Митякинского полков, что левофланговые части 13-й армии пересекли железную дорогу Елец — Касторное в районе Екатериновки, и отсюда делался вывод, что «общая обстановка на фронте требует самых активных действий».

Мы ничего не знали о восстании на Кавказе, не пользовались данными воздушной разведки, не имели точных сведений о действиях левофланговых частей 13-й Красной армии, но противника перед своим корпусом знали хорошо. Нам достоверно было известно, что корпус Шкуро в полном составе находился в Воронеже и являлся основной ударной силой белых. Предположения, основанные на данных воздушной разведки о переброске белых войск из Воронежа, казались нам неубедительными. Если действительно летчики заметили эшелоны, следующие из Воронежа на Касторное, то это, скорее всего, были поезда с награбленным в Воронеже имуществом и бежавшей из Воронежа буржуазией.

Предположение, что корпус Шкуро заменяется Тульской дивизией, было равносильно утверждению, что белые решили сдать Воронеж. Тульская дивизия была советским формированием, захваченным Мамонтовым во время его первого рейда в районе Грязи, Тамбов, Козлов. При отходе на юг Мамонтов увел эту дивизию с собой и разместил ее в районе Нижнедевицка. Дивизия эта не представляла собой серьезной силы — она буквально разбегалась. Дезертиры из Тульской дивизии одиночками, мелкими и даже большими группами пробирались лесами севернее Воронежа в расположение частей Конного корпуса, и мы передавали их 12-й стрелковой дивизии. Что касается Новочеркасского, Ростовского, Гундоровского и Митякинского полков, то таких частей либо вообще не существовало, либо около Воронежа и близко не было.

И на основе этих малоправдоподобных предположений давалось указание: