Дорога вела через высотку, на которой, словно грибы, расположились небольшие кустики. Выехав на гребень высоты, мы неожиданно столкнулись с колонной наших бойцов- пехотинцев. Бойцы шли гуськом, в затылок друг другу. Хвост колонны терялся вдали за холмами, окутанными предрассветной дымкой. Одеты бойцы были пестро и плохо: одни в потрепанных солдатских шинелях разных образцов — русского, английского, немецкого, другие в рваных полушубках, армяках или куртках. Особенно истрепана у бойцов была обувь. Многим ее заменяло намотанное на ноги тряпье.
Передним бойцам продвигаться было труднее, так как они протаптывали тропу остальным, ломая ногами затвердевшую корку снега. Уставшие делали шаг в сторону, пропускали вперед более сильных и, встав в строй, продолжали поход.
Я придержал коня и спросил бойцов:
— Братцы, вы кто такие?
— Чего спрашиваешь, не видишь, что ли!
— Да вижу, что бойцы. А какой части?
— 3-й бригады 42-й стрелковой дивизии, — ответил молодой худощавый боец, одетый в рваный полушубок и черную, похожую на воронье гнездо, папаху.
— Чего каркаешь, сорока? — сердито прикрикнул на молодого заиндевелый коренастый бородач, видно старый солдат. — Нешто каждому встречному говорят, какой части? А может, это шпион? — кивнул в мою сторону бородач.
— Так ведь командир он, сразу можно признать, — оправдывался молодой боец.
— Командир, командир, — подтвердил мой ординарец.
— Куда же вы идете? — продолжал я расспрашивать бойцов.
— Как куда? Наступаем согласно приказу.
— Наступаете! А где ваши командиры, где винтовки?
— Командиры позади, едут на санях. Там и наши винтовки. Мы же идем с тылу. Вон в той деревне выдадут винтовки, погреемся, да и дальше.
— Вот что, ребята: вы дальше той деревни не ходите. Там за высотками белые казаки, заберут они вас в плен, а то и порубят.
— Чего белые, когда впереди Абыденный — ты, брат, не сбивай нас, сами знаем, куда идтить.
— Нет, там белые! Красные заняли Новый Оскол. Держитесь левее — и вы свяжетесь с нашей 6-й кавалерийской дивизией.
— Да ты нас не агитируй! Абыденный давно ушел вперед.
— Так я и есть Абыденный, — засмеялся я, догадываясь, что речь идет обо мне.
Старый солдат снял папаху, посмотрел на меня, как бы прицеливаясь, и сказал:
— Тоже мне Абыденный нашелся!
— Дураки, слушать надо, правду вам говорят, — вмешался Кравченко.
— А ты проваливай своей дорогой, молод учить-то.
Поднялся шум.
— Ну, Николай, поехали. Там наша застава задержит их.
Колонна растянулась по полю и, казалось, не будет ей конца.
К утру мороз начал крепчать. Мы подъезжали к поселку Барсук, где по донесению Городовикова должен был остановиться штаб его дивизии.
Перед глазами у меня все еще стояла нескончаемая цепочка бойцов-пехотинцев, мерзнущих в своей плохой одежонке, должно быть голодных, но упорно пробивающихся вперед, к желанной победе. «В каких неимоверно тяжелых условиях люди борются за свою народную власть, за землю и свободу», — думал я.
Городовикова мы отыскали быстро. Несмотря на ранний час, он и его начальник штаба Косогов были уже на ногах. Ока Иванович доложил мне о ходе прошедших боев. Я в свою очередь информировал его о своем решении прекратить наступление армии впредь до уточнения задачи и указал порядок действий 4-й дивизии. В частности один из полков дивизии я приказал разместить в Велико-Михайловке в связи с тем, что сюда должно было приехать командование фронта.
Городовиков предложил мне завтрак, но я не спал ночь и так устал, что было не до еды. Не снимая гимнастерки, я лег в постель Городовикова, но поспать не пришлось: прискакал боец с донесением от Тимошенко.
В донесении говорилось, что 3-я бригада 42-й стрелковой дивизии, продвигавшаяся к линии фронта без оружия, попала под удар белоказаков и потеряла около полутора сотен человек; бригада была бы полностью уничтожена, если бы не подоспели на помощь части 6-й кавалерийской дивизии.
— Вот вам и результат наступления «согласно приказу», — вслух подумал я и рассказал Городовикову о своей встрече с 3-й бригадой, а в заключение прочел донесение Тимошенко.
— Эх, попал бы мне командир этой бригады… — зло бросил Городовиков. — Стрелять надо таких, и больше ничего.
Взволнованный участью 3-й стрелковой бригады, я долго молча ходил по комнате.
Вдруг дверь распахнулась и в комнату ввалился здоровенный краснолицый детина. Обращаясь ко мне, он забасил:
— Вы будете кавалерийский начдив? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я командир 3-й бригады 42-й стрелковой дивизии. Представьте себе, второй день ищу свою бригаду, а ее и след простыл. Вот вам и пехота не шагает, а летит…
Я, до боли сжав кулаки, шагнул навстречу вошедшему.
— А, вот вы где! Вот как вы командуете!
Городовиков, положив руку на кобуру нагана, искоса угрожающе поглядывал на краснолицего.
— Где вы были, когда бойцов вашей бригады рубили казаки? — едва сдерживая себя, спросил я этого горе-комбрига.