Первая конная армия

После этого я скомандовал казакам слезать с лошадей и положить перед собой оружие, а начальнику снабжения корпуса Сиденко поручил собрать оружие на повозки и увезти в обозы.

Комиссар, начальник политотдела и начальник Особого отдела корпуса немедленно занялись выяснением, в какой степени и кто причастен к этой измене.

Миронов, его начальник штаба Лебедев, комиссар Булаткин, начдивы Фомин и Золотухин были взяты под усиленную охрану. Остальных командиров и весь рядовой состав корпуса Миронова построили в колонну, и эта колонна на марше заняла место между нашими дивизиями.

К вечеру Конный корпус сосредоточился в Старо-Анненской. Со станции Филонове было передано по телеграфу донесение командующему Особой группой войск о захвате и разоружении корпуса Миронова и что на 14 сентября Конному корпусу назначена дневка в районе Анненской.

Дневка в Анненской была необходима не только для отдыха — нужно было поговорить с казаками Миронова, разобраться, кого из них можно взять в корпус, а кроме того, нужно было подтянуть и привести в порядок наши тылы. Кстати, о тылах.

Мы не имели достаточно налаженного централизованного снабжения, а довольствовались из местных средств и главным образом за счет противника. Самим приходилось и добывать и распоряжаться продовольствием, фуражом, боеприпасами, оружием. Это требовало особо четкой организации тыла, и надо отдать справедливость труженикам нашего тыла. Отлично работали они, с полным сознанием своей ответственности за обеспечение боевых операций корпуса.

У нас имелись свои мастерские по ремонту обмундирования и снаряжения, мастерские по ремонту стрелкового оружия, арт- мастерские, располагающие запасными частями. Вскоре стали появляться и железнодорожные летучки мастерские в вагонах, прицепленных к бронепоездам.

Организаторами этой огромной и крайне важной в наших условиях работы были Сиденко — начальник снабжения корпуса, Снежко — начальник артиллерии корпуса, ведавший артиллерийским снабжением и вооружением, и корпусной медицинский врач Петров.

4

На допросе Миронов не признавал себя виновным в том, что самовольно увел корпус из Саранска, и отрицал свою связь с белогвардейцами.

Он заявил, что его оклеветали и никакого преступления он за собой не ведает. Держался Миронов вызывающе.

— Я максималист, — заявил он.

— А что это мудреное слово обозначает? — опросил я его.

— Да вам, Буденный, не понять этого. Проще говоря, я за советскую власть без коммунистов.

— Где уж тут мне разобраться! Вы, максималисты, видно, родные братья авантюристов. Я вот хорошо понимаю, что коммунисты — голова народной власти. Сняв эту голову с плеч народа, вы легко разделаетесь с ним.

Булаткин показал, что по прибытии из Конного корпуса в Москву его по ходатайству казачьей секции при ВЦИК РСФСР назначили комиссаром формируемого Мироновым корпуса; Миронов не посвящал его в свои преступные планы, а когда он узнал о том, что Миронов объявлен вне закона, то растерялся, проявил малодушие и не потребовал от него ясного ответа на предъявленные ему обвинения.

— Удивляюсь вам, Булаткин, — сказал я. — Вы были в корпусе боевым командиром и уважаемым человеком. Как вы могли так быстро переродиться?

— Да поймите меня, Семен Михайлович. Я же в корпусе Миронова человек новый, меня казаки не знают, а Миронову верят. Скажи я казакам, что Миронов — предатель, меня стерли бы в порошок.

— Тем хуже для вас, Булаткин, если вы, коммунист, спасовали перед предателем, — ответил я.

Под конец Булаткин полностью признал свою вину и, заявив, что готов понести самое суровое наказание, попросил учесть его прошлую честную службу в Особой кавалерийской дивизии и дать возможность искупить вину.

Оказалось, что начальник штаба корпуса Миронова Лебедев тоже слыхал, что Миронов объявлен вне закона, но он будто бы не верил этому.

Начальники дивизий Фомин и Золотухин сказали, что они ничего не знали о предательских намерениях Миронова и не слышали о том, что он объявлен вне закона.

Я допросил и арестованного Мироновым комиссара одного стрелкового батальона Шульгу. Он сообщил, что Миронов по пути движения корпуса разоружал части и подразделения, а также новые формирования Красной Армии. Так был разоружен и распущен но домам батальон, в котором он, Шульга, был комиссаром. Миронов окружил батальон и велел отобрать у бойцов оружие под тем предлогом, что его корпус идет на фронт, а оружия у него мало. А когда Шульга стал протестовать, Миронов его арестовал и приказал расстрелять. Шульга избежал расстрела только благодаря заступничеству Булаткина. Но Миронов не оставил своего намерения расстрелять Шульгу — для этого он взял его с собой.

В тот же день поздно вечером я созвал на совещание комиссара корпуса Кивгела, начальника политотдела корпуса Суглицкого, начальника штаба Погребова и начдивов Городовикова и Батурина.