Первая красотка в городе

— Вот когда так пьют, мне нравится, — произнес парняга. — А то эти задроты сидят, один стакан сосут целую вечность. Мне нравится, как ты себя держишь, чужак. Чем занимаешься и откуда ты?

— Ничем не занимаюсь, — ответил я, — и я из Калифорнии.

— Думаешь чем-нибудь заняться?

— Не-а, не думаю. Тусуюсь вот.

Я отпил половину второго стакана.

— Ты мне нравишься, чужак, — сказал парняга, — поэтому я тебе доверюсь. Но скажу на ушко, потому что, хоть я бык и здоровый, боюсь, перевес слегка не на нашей стороне.

— Запуливай, — сказал я.

Парняга склонился к моему уху.

— Техасцы — говно, — прошептал он.

Я огляделся и тихонько кивнул: да, мол.

Когда его кулак долетел до цели, я очутился под одним из тех столиков, которые по вечерам обслуживает официантка. Я выполз, платком вытер рот, посмотрел, как весь бар грегочет, и вышел наружу…

В гостиницу я войти не смог. Из-под двери торчала газета, а сама дверь была чуть-чуть приотворена.

— Эй, впустите меня, — сказал я.

— Ты кто? — спросили меня.

— Из 102-го. Уплачено за неделю вперед. Фамилия Буковски.

— А ты не в сапогах, а?

— В сапогах? С какой стати?

— Рейнджеры.

— Рейнджеры? Это чего еще?

— Тогда заходи, — ответили мне…

Не провел я в номере и десяти минут, как уже лежал в постели, подобрав вокруг себя эту сетку. Вся кровать — сама по себе немалая, да еще и с крышей — была обмотана сеткой. Я ее подобрал с краев и улегся в самой середине, а сетка вокруг. От этого я себя прямо педрилой каким-то почувствовал, но, учитывая ход событий, можно и педрилой. Мало того, в двери повернулся ключ, и она отворилась. На сей раз вошла приземистая и широкая негритянка с довольно-таки доброй физиономией и совершенно необъятным задом.

И вот эта большая добрая черная деваха откидывает мою педрильную сетку и воркует:

— Дорогуша, пора простынки менять.

А я ей:

— Так я же вчера только заехал.

— Дорогуша, здеся мы не по твоему распорядку простынки меняем. Давай вытаскивай розовую попку и не мешай мне работать.

— Угу, — сказал я и выпрыгнул из постели в чем мама родила. Деваху это, похоже, не смутило.

— Хорошая у тебя кроватка, дорогуша, — сообщила она. — У тебя во всем отеле лучший номер и лучшая кроватка.

— Наверное, мне повезло.

Расправляет она простыни, а сама мне весь свой зад на обозрение выставила. Продемонстрировала, значит, потом поворачивается и спрашивает:

— Ладно, дорогуша, простынки я постелила. Что-нибудь еще надо?

— Ну, 12–15 кварт пивка бы не помешали.

— Принесу. Только денежки вперед.

Я дал ей денег и прикинул: ну, поехали. Лег, педрильно подоткнул под себя со всех сторон эту сетку и решил: утро вечера мудренее. Но широкая черная горничная вернулась, я снова откинул сетку, и мы сели болтать и пить пиво.

— Расскажи мне о себе, — попросил я.

Она захохотала и рассказала. Конечно, в жизни ей пришлось несладко. Уж и не знаю, сколько мы так пили. В конце концов она залезла под эту сетку и выебла меня так, как мне редко в жизни доводилось…

Назавтра я поднялся, прошелся по улице и купил газету: вот она, в колонке популярного обозревателя. Упоминалось и мое имя. Чарльз Буковски, прозаик, журналист, путешественник. Мы познакомились в воздухе, милая дамочка и я, и она приземлилась в Техасе, а я отправился дальше в Новый Орлеан выполнять задание редакции. Но прилетел обратно, поскольку милая дамочка не шла у меня из головы. Зная только, что у ее матери здесь фотостудия.

Я вернулся в гостиницу, раздобыл пинту виски и 5 или 6 кварт пива и наконец просрался — что за радостное действо! Должно быть, колонка повлияла.

Я снова забрался под сетку. Тут зазвонил телефон. Отводная трубка. Я выпростал руку и снял.

— Вам звонят, мистер Буковски. Редактор «М――― К―――». Разговаривать будете?

— Буду, — ответил я, — алё.

— Вы — Чарльз Буковски?

— Да.

— Как вы оказались в такой дыре?

— Вы о чем? Люди здесь довольно славные, я погляжу.

— Это самый паршивый бордель в городе. Мы уже 15 лет пытаемся выжить их отсюда. Что вас туда привело?

— Было холодно. Я поселился в первой попавшейся гостинице. Сошел с автобуса, а здесь холодища.

— Вы прилетели на самолете. Не забыли?

— Не забыл.

— Хорошо, у меня есть адрес вашей дамочки. Надо?

— Надо, если не возражаете. Если не хотите давать, ну его на фиг.

— Я просто не понимаю, зачем вы живете в такой дыре.

— Ладно, вы — редактор самой большой газеты в этом городе и звоните мне, а я в техасском борделе. Слушайте, давайте расстанемся, и все. Барышня плакала или что-то вроде; мне запало в душу. Я уеду отсюда первым же автобусом.

— Подождите!

— Чего ждать?

— Я дам вам ее адрес. Она прочла колонку. Прочла между строк. Позвонила мне. Она хочет вас увидеть. Я ей не сказал, где вы остановились. У нас в Техасе народ гостеприимный.

— Да, я как-то вечером зашел в один ваш бар. На себе почувствовал.

— Вы еще и пьете?

— Не просто пью — запоем.

— Мне кажется, не стоит давать вам адрес этой девушки.

— Так забудьте тогда про все это к ебене матери, — сказал я и повесил трубку…

Телефон зазвонил снова.

— Вам звонок, мистер Буковски, от редактора «М――― К―――».

— Давайте его сюда.