Когда у нее прервался цикл, Эвелин пару месяцев была уверена, что наступила менопауза. Каково же было ее удивление, когда начались утренняя тошнота и слабость. Беременность стала огромным сюрпризом и, когда она осознала, что это по-настоящему, мысль об аборте исчезла, не успев сформироваться. Эвелин, вдруг, поняла, что готова. Более того, она хочет. Действительно хочет родить ребенка.
Оставаясь верным себе, Тео оставил за ней решение оставлять ребенка или нет. Они годами не заводили разговор о детях, и, их позиция не менялась, несмотря на то, что с годами он стал больше внимания уделять подрастающим племянникам. Тем не менее, желания иметь своего ребенка он не изъявлял, и, к ее беременности относился спокойно.
Конечно, Тео помогал ей, следил за ее здоровьем, так как она была в группе риска, и всячески поддерживал, но его не восхищали все те вещи, которые она воспринимала с огромным энтузиазмом по мере роста их ребенка. Только когда Лео родился, Эвелин поняла, что ее муж все же не равнодушен, как она боялась. Он полюбил их сына практически с первого взгляда и, как и она, не мог выпустить его из рук. Ее самый главный страх, из-за которого она не спала ночами во время беременности, оказался совершенно напрасным.
Они с Тео поужинали в их любимом ресторане в тот вечер, а потом присоединились в баре к своим знакомым, проведя пару часов за разговорами.
К тому времени, как их машина подъехала к дому, Эвелин изнывала от желания увидеть Лео. Не говоря уже о ноющей груди. Несмотря на сцеженное ранее молоко, снова пришло время кормить сына.
Проводив Бьянку, она зашла в детскую и, увидев, что ее львеночек спит, решила переодеться, прежде чем разбудить его. Однако, когда она вернулась, надев пеньюар, ребенок уже проснулся.
Эвелин застыла на пороге, глядя, как Тео держит его над своей головой, высоко приподняв, а малыш радостно улыбается ему слегка сонной беззубой улыбкой, пуская струю слюны прямо на лицо отцу.
– Ах, ты маленький злодей! – грозно рыкнул Тео. – Ты сделал это специально!
Малыш рассмеялся, пребывая в восторге. Он почему-то обожал, когда Тео говорил с ним строгим тоном, что они выяснили совершенно случайно.
– Ты хотя бы не использовал ругательства, какой прогресс, – хмыкнула она, подходя к ним.
Тео пришлось исключить неприличные выражения из своего лексикона, потому что до запрета Эвелин, он вполне мог назвать их сына маленьким ублюдком и не считал это оскорбительным.
– Я просто знал, что ты там стоишь, – ухмыльнулся Тео, передавая ей радостно дрыгающегося при виде матери, малыша.
Эвелин прижала Лео к груди и расцеловала в пухлые щечки.
– Ты скучал по мне, львеночек?
Конечно же, он скучал. Хотя бы по ее груди.
Она устроилась в кресле, чтобы покормить его, а Тео стоял рядом, наблюдая за действом все более темнеющими от похоти глазами. Когда малыш снова уснул прямо во время еды, он аккуратно взял его и положил в кроватку, после чего утащил ее в их собственную.
Ровно через девять месяцев на свет появилась их дочь, и, Эвелин не уставала повторять, что это случилось в ту самую ночь, когда они, наконец, вышли в свет, а Тео снова лишил ее с таким трудом достигнутой великолепной фигуры. Он утверждал, что вообще не хотел еще одного ребенка, но глядя на их дочь, добавлял, что сделал бы это намеренно, знай тогда, что их ждет в будущем.