Первая кровь

Похоже, пить до положения риз для неё совсем не в новинку, хотя вряд ли она представляет, чем для неё должна была закончиться вчерашняя пьянка. Впрочем, она была относительно молодой – для меня-нынешнего, из будущего, – а в её возрасте мало кто задумывается о возможной смерти в результате привычных действий и поступков. Наверное, каждый раз, когда Алла уже не могла ходить от количества выпитого, находился сердобольный товарищ, который обеспечивал ей необходимую помощь. Сейчас ей помог я.

– Я и не горжусь, – ответил я. – Было бы чем гордиться. Просто помог, без всякой гордости.

Алла хмыкнула.

– Всё было так плохо? – спросила она.

Я немного подумал, но решил не приукрашивать.

– Ты чуть не умерла. Но я, как рыцарь, не мог не спасти попавшую в беду принцессу.

– Тоже мне, рыцарь нашелся, – Алла улыбнулась.

Ага, а насчет принцессы у неё никаких возражений нет?

– Ну какой есть. Пришлось принять срочные меры, тебя вырвало, и ты, извиняюсь, описалась. Так что я тебя ещё помыл и переодел в чистое…

– Что?!

Алла подскочила и заглянула под одеяло, которым я её заботливо укрыл. Моё одеяло, между прочим.

– Ты… ты… – от гнева она не могла найти подходящих слов и только смотрела на меня взглядом голодной волчицы.

Её лицо стремительно краснело.

– Я-я, натюрлих, – кивнул я. – А что было делать? Не оставлять же тебя там? Представляешь – кто-то заходит на кухню, а там ты лежишь в луже блевотни и мочи. Впечатляющее зрелище…

– Но ты… не должен был! Нужно было позвать кого-то… а ты сам…

– Кого я сейчас найду? – сказал я убежденно. – Все на занятиях.

Я слегка покривил душой. Я точно знал, что не все в нашей общаге любили грызть гранит науки, но искать их не собирался.

– А ты чего не на занятиях?

– Решил не ходить, – честно ответил я.

– Опасно… – задумчиво сказала она. – Ты на каком курсе? На втором?

– Не, пока только первый.

– Тем более. Прогуливать занятия на первом курсе – верный путь к отчислению на втором.

– Наверное, но у меня есть запас прочности, один день сильно не повредит. А ты? Почему не в институте, а водку пьянствуешь и дисциплину нарушаешь?

Алла внезапно успокоилась и потупилась.

– Я не водку… мы с девчонками вино пили…

– Неважно, – отмахнулся я. – Это всё равно не повод прогуливать лекции. Ты на каком курсе?

– Да я вообще у вас не учусь, – отмахнулась она. – Не надо мне никуда. А Ирка… ей на всё пофик.

Ещё и Ирка какая-то.

– А где учишься? – мне действительно было любопытно.

– В… ну, в институте одном… – её лицо приняло выражение, которое я истолковал как недовольное.

И я бы не сказал, что эта скрытность на ровном месте мне понравилась. Впрочем, это её дело. Она мне никто и звать её никак. Какая-то Алла.

– Ну ладно, – вслух согласился я с её якобы инкогнито. – Храни свои секреты, если ты так ими дорожишь. А у нас в общаге что делаешь?

– Так, всякое… пью, в основном, – она было засмеялась, но быстро оборвала себя и поморщилась.

Да, точно.

– Тебе бы в больницу сходить, провериться. У тебя, похоже, сотрясение было, а это нифига не шутки. Голова не кружится?

Она прислушалась к себе.

– Вроде нет. Просто иногда… неприятно.

– И не тошнит?

Снова молчание на время самодиагностики.

– Кажется, ничего такого. Но я схожу, да. Ты такой заботливый, это что-то.

– Всегда к вашим услугам, – я склонил голову. – Тебя родные не потеряли ещё?

– Не-а, – она мотнула головой и снова поморщилась. – Я до воскресенья ушла.

Всё-таки СССР был благословенным местом. Не раем на земле, конечно, но вот это «до воскресенья» наглядно демонстрировало какую-то необъяснимую веру людей в то, что с ними ничего плохого случиться не может. Это была своего рода наивность, свойственная поколению, которое воспитывали те, кто прошел через суровые испытания. Моё поколение растили бабушки и дедушки, помнившие войну. Они избаловали нас так, что мы едва не превратились в неразумных инфантилов, неспособных даже заметить опасность, не то что справиться с ней.

Наверное, из-за этого и развалился Союз. Мы мудро считали, что любые изменения – к лучшему, что ничего плохо просто не случится, а если что – всегда есть мудрое руководство советского государства и коммунистической партии, которые примут нужные решения. Вот только власти были совсем не мудрыми, а их решения оказались вредными, если не вредительскими.

Интересно, как восприняли смерть дочери в такой безопасной общаге её родители в старой версии истории? Обвинили кого-то в этой трагедии, закатили скандал и затеяли долгое разбирательство? Или же погоревали по-тихому, а потом просто ходили каждые выходные на могилку с черно-белой фоткой этой курносой девчонки на скромном памятнике? Может, винили себя, что отпустили дочь на этот праздник жизни – не первый, но, как выяснилось, последний в её жизни? Я не знал, и способа узнать у меня не было.