Первая кровь

Мне стало понятно, что Алла не рвется изучать германские романы и лишь выделывалась – то ли передо мной, то ли перед бабушкой. А, может, и перед нами обоими сразу.

Я где-то читал, что к восьмидесятым высшее образование в СССР превратилось в профанацию. В принципе, о чем-то подобном говорил и мой знакомый Михаил Сергеевич, а что-то я познал на собственном опыте. Для многих вчерашних школьников учеба в институтах и университетах стала чем-то вроде нескольких дополнительных лет школы, которая позволяла отложить взрослую жизнь, ну а потом, после диплома, устроиться в какое-нибудь учреждение, чтобы заниматься непыльной работенкой, не слишком утруждая свои мозги. Билет в вечное детство, так сказать.

– Мы с тобой какие-то фаталисты, – хмыкнул я. – Доживем – увидим, вот это всё. Но книги учат нас другому.

– Пусть учат, – беспечно отмахнулась Алла. – Должны они быть зачем-то нужны?

– Это да. Алла, а твой отец – он кто? – задал я мучивший меня вопрос.

Хотя Елизавета Петровна приоткрыла занавес тайны над семьей Аллы, мне всё равно не хватало информации, чтобы окончательно сформировать своё представление о том, чем живет и дышит эта девушка. У меня плохо увязывались в один узел бабушка-милиционерша, тетя за границей, педагогический институт и походы на подпольные концерты.

– А зачем тебе?

– Интересно.

– Интересно ему… дороги он строит, по отцовским стопам пошел. Дед мой тоже дороги строил, у него одних орденов с войны на всю грудь было. Ну а папуля институт окончил и поехал по стране. То там, то там. Сейчас вот БАМ строит, рассказывал зимой, когда в отпуск приезжал.

– Папуля?

– Не смейся! Я его так называю…

– Да чего смеяться, хорошо называешь, – я не врал, это слово у Аллы выходило каким-то милым. – Значит, инженер-железнодорожник? Хорошая профессия, да ещё и БАМ. – эта стройка века пока ещё была на слуху, это в моём будущем вскрылись какие-то проблемы, которые мешали её полноценно эксплуатировать. – Слушай, а мама? Вы про неё один раз упомянули и всё… извини, если это больная тема.

Алла поморщилась, но быстро с собой справилась.

– Больная… но уже старая, – ответила она почти спокойно. – Мама умерла, когда я в школе училась. Рак.

– Ох, сочувствую… – я погладил её по плечу.

Ну а что тут ещё сказать? Семья как семья, жила как все, вместе со страной, со всеми её бедами, несчастьями и свершениями. Рак и в моем будущем лечить не умели, врачи так и не изобрели волшебную таблетку, лишь иногда кричали о том, что ещё на полшишечки продвинулись в нужном направлении. Я им не верил, да и они сами себе, кажется, не верили. Конечно, рак не всегда был приговором, но чаще всего всё заканчивалось трагедией. Для родных и близких – уж точно.

Окрестности «Фрунзенской» я поначалу не узнал – и даже подумал, что мы вылезли из метро не там. Всё пространство вокруг станции было перекопано и огорожено заборами, а люди проходили по заботливо разложенным прямо в грязи досочкам. Но потом я вспомнил о Дворце молодежи, который строили как раз в это время; именно в нём мы с первой женой смотрели одно из продолжений «Ассы». Потом тут надолго заведут шарманку КВН-а, а совсем через много лет будут показывать мюзиклы и ещё что-то. Так что я смог сориентироваться и найти нужный путь, но время мы потеряли и к нужному дому подошли с небольшим опозданием.

Советские элиты очень любили Хамовники. Насколько я знал, тут были целые номенклатурные кварталы, где простые люди бывали только в качестве уборщиц или сантехников. Ну а переулок Хользунова был, наверное, одним из самых престижных мест. Сам переулок был тихим и малопроезжим – что, впрочем, неудивительно для восьмидесятых. Через улицу на дома смотрел парк – наследие царских сатрапов, которое пролетариат приспособил под собственные нужды. В бытность таксистом я иногда приезжал сюда по ошибке – подвыпившие клиенты путали парки, которые появились на месте бывших поместий Воронцовых и Трубецких. Первые жили в современных Черемушках, а вторые – в Хамовниках, но я на память клиентов не обижался. Всё равно платили мне за километраж.

Покой нынешних сановников охраняли – хотя и не так строго, как в моем будущем. Никаких кодовых замков тут ещё не знали, систем видеонаблюдения не понатыкали, и охранники в тактическом камуфляже и с шокерами на поясе не обходили вверенную территорию с рвущимися с поводка овчарками. Лишь на входе в подъезд сидела пожилая женщина, которая записала нас с Аллой в обычную разлинованную тетрадку и заставила расписаться. Мы могли назвать любые имена – паспортов у нас не спросили; впрочем, в это время и для полетов на самолетах паспорта не требовались. Край непуганых идиотов, а не страна победившего ГУЛАГа.