Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон

— Не стану больше читать сплетни и не буду больше выступать с ответами. Они и так причинили мне столько вреда, сколько смогли. С Божьей помощью я сумела подняться над ними.

Она строила свои расчеты без учета реакции семьи. Однажды утром ее навестила Эмили. Рейчэл сидела в столовой и завтракала. Эмили подвинула стул к столу, на который выложила принесенные ею бумаги.

— Тетя Рейчэл, — начала Эмили, разглаживая газету, — ты видела последний памфлет Хэммонда? Мы не можем позволить ему говорить такие вещи о тебе. В конце концов у нас, Донельсонов, есть своя гордость!

Рейчэл подумала: «Она бесспорно дочь Джонни!»

— Мы должны опубликовать наше собственное заявление, — продолжала Эмили. — Речь идет о чести нашей семьи! Когда ты прочтешь это, то, уверена, присоединишься к нам в ответе Донельсонов.

С ощущением непреодолимого страха Рейчэл опустила взор на тесно напечатанную колонку:

«Было бы оскорблением здравого смысла сказать, будто рассказ Овертона не подходит к обольщению и прелюбодеянию в том же свете, в каком их ярко и отчетливо ставят сами законодательные и юридические акты.

Миссис Джэксон нарушила супружескую присягу, данную Робардсу. Ни один человек в мире не сможет поверить в то, что она невинна, если вдруг она оказалась вне досягаемости своего мужа, наедине с мужчиной, о котором говорят, что он — ее возлюбленный.

С тем же успехом можно было бы выдать патент на невинность, застав их посреди ночи раздетыми в одной постели.

Когда они вступили открыто в супружеские отношения, это был незаконный и преступный акт. Они всего лишь похотливые существа. Генерал Джэксон и миссис Робардс… добровольно и для удовлетворения собственных аппетитов поставили себя в положение, которое сделало необходимым, чтобы миссис Робардс была осуждена за уход от мужа и прелюбодеяние…

Таким образом, те, кто считают, что прелюбодейка, ставшая со временем легальной женой любовника, не подходящая личность для того, чтобы встать во главе женского общества Соединенных Штатов, не могут с чувством чести голосовать за генерала Джэксона…»

Мелкий шрифт плавал перед глазами Рейчэл. Она вонзила ногти в ладонь, а потом выпила последние остатки горького кофе на дне чашки. Когда Эмили ушла, оцепеневшая Рейчэл осталась сидеть в кресле. Неужели страна сошла с ума, коль скоро избирательная кампания ведется вокруг вопроса: прелюбодействовала она с Эндрю или нет? Какое отношение могут иметь те давние два года к его успехам и способностям как президента? Он был адвокатом, прокурором, конгрессменом, сенатором, судьей, генералом, губернатором, долго и хорошо служил стране.

Она не слышала, как Эндрю вошел в комнату и встал сзади нее. Когда его рука коснулась ее плеча, Рейчэл повернулась и увидела, что его лицо осунулось. В его руках был экземпляр той же публикации, что принесла ей Эмили.

— Сядь, дорогой, я принесу тебе чашку горячего кофе.

Эндрю плюхнулся на стул, на котором до него сидела Эмили, в его ярко-голубых глазах она заметила смятение:

— Ты знаешь, самая трудная для меня задача — бессильно сидеть здесь, в то время как они гнусно обзывают тебя, поливают грязью нашу любовь и супружество. Ничего так сильно не хотел я в жизни, как поехать в Цинциннати и пристрелить на месте это грязное существо. Поскольку я понимаю, что сам поставил себя в положение, когда, что бы ни говорили о тебе, я не могу встать на твою защиту…

— Эндрю, мы знали, что подобное случится. Я ждала этого во время первой кампании. Мне показалось чудом, что все сошло тихо. Но мы получили лишь отсрочку, и буря сейчас вдвое сильнее, потому что она дольше готовилась. Конечно, ты знал, это часть того, что ты назвал «последствиями»?

— Нет. Я… не ожидал… беспрецедентно! Они никогда не нападали на беззащитную женщину…