Первая любовь

Милана меня не торопила, но через два месяца я решила, вернуться к работе, я понимала, что работа — это моё спасение. На кладбище я стала приезжать реже, каждая поездка к нему рвала мне душу и сердце на части. Спустя годы я прихожу к нему только тогда, когда очень тяжело или когда воспоминания накрывают невыносимой волной боли. Первое время выходить в свет мне было тяжело, мне казалось, что меня голую выставили на площадь, где меня пристально все рассматривали, словно под микроскопом следили за каждым моим движением, вздохом, взглядом. Вопросы журналистов не заканчивались, а фальшивые сочувствующие взгляды моих коллег, со многими из них я снималась в кино, рекламах, клипах, фотосессиях, просто начинали раздражать. Я никогда ни с кем из них близко не дружила и не общалась, я хорошо знала где я нахожусь и в каком бизнесе я работаю, здесь друзей нет и никогда не будет. Мне была противна жалость, а уж тем более от них и создала новую версию себя, холодную, циничную, но для моего образа жизни самую правильную. Я не могла выйти из дома ненакрашенной, я не могла плакать и страдать, я не могла дать слабину, я была эталоном для миллионов людей, я всегда должна была улыбаться и радоваться жизни, я не имела права плакать и страдать — это моя цена, цена моей славы. В эти моменты я очень остро чувствовала его отсутствие. Но время шло, я стала жестче, я надела броню и спрятала свои истинные чувства глубоко внутрь, теперь на публике я была холодная безэмоциональная дерзкая, циничная стерва, которая улыбается только когда надо и может жестко ответить на «неудобные вопросы», меня многие журналисты начали бояться. Лучшая защита — это нападение, чем я и пользовалась.

22

Из воспоминаний меня вырвал стук в дверь ванной и голос мамы.

— Ася, у тебя все в порядке?

— Да, я уже выхожу, — набрав в грудь побольше воздуха, я умылась холодной водой, вытерла лицо полотенцем и вышла из ванной.

У родителей я была еще около часа, попрощавшись с родителями и Тёмой, поехала домой переодеться и подготовиться к вечернему выходу. Приехав домой, я сразу пошла в душ, стоя под горячими струями воды я пыталась согреться, после смерти Димы я всегда мерзла, руки и ноги были вечно ледяные. У меня полились слезы из глаз, плакать я разрешаю себе только в душе, так я могу вдоволь рыдать чтобы Тёма не слышал и не видел моих слез. Успокоившись, я вышла из ванной и пошла на кухню, сделала себе чашку кофе и мыслями унеслась на семь лет назад…

Однажды Тёма вернулся из детского сада весь зареванный, всхлипывал и размазывал по щекам слезы.

— Тёма, что случилось? — с тревогой я обняла его.

— Маааммааа, — рыдал он, — почему у всех есть папы, а у меня нет?

Я окаменела не в силах вымолвить не слова, а Тёма продолжал.

— У Кати папа водил её на выходных в зоопарк, Костю папа водил в цирк, Сашу папа учил играть в футбол и только у меня нету папы, меня некому учить. Они смеялись надо мной, когда я сказал, что у меня только мама и бабушки с дедушками, — горько рыдал малыш. У меня потекли слезы из глаз, но я поняла, что пришел момент, когда Тёма должен был узнать, где его папа.

— Тёмочка, солнышко, у тебя конечно есть папа, только он уже не с нами, понимаешь? — спросила я, заглядывая ему в глаза, Тёма отрицательно покачал головой, — Темочка, твой папа превратился в облачко и смотрит на тебя сверху.

— То есть, папа умер? — широко распахнув налитые слезами глаза спросил он, я кивнула. Я долго думала, как ему это рассказать помягче, когда он спросит, но Тёма был очень умным малышом и взрослым не по годам, может в силу того, что я воспитывала его сама.

— А что с ним случилось? — серьезно спросил он.