Первая любовь Императрицы

И вот в момент отчаяния она приказала… привезти из Шлиссельбурга Иоанна Антоновича! Это действительно было уже отчаяние. Только откровенное нежелание оставлять престол Петру могло толкнуть императрицу на такой поступок.

Встреча состоялась тайно в подвалах шуваловского дворца, но фаворит был здесь ни при чем, просто его родственник Алексей Петрович Шувалов заведовал Тайной канцелярией. На встречу не позвали даже Бестужева, Елизавета Петровна не скрывала ее от канцлера, но предпочла его не вмешивать.

В России пожары — дело привычное, множество домов, да и дворцов деревянных, печи не всегда хороши, а скорее даже плохи, потому горело часто. В одном из московских пожаров у государыни сгорел гардероб — четыре тысячи платьев, но больше всего она жалела то, что сшито из материи, подаренной Екатериной в знак любви и уважения.

У великой княгини сгорел Яузский дворец, едва выскочить успели. Но больше всего Екатерину при этом ужаснуло не гудевшее, как разъяренный зверь, пламя, не позволявшее подойти близко, а… ряды крыс, покидавших дворец словно в организованных колоннах! Понимание, что эти твари час назад жили с ней в одних комнатах, привело Екатерину в ужас.

В Европе было не чище, и дома, в Штеттине, крыс, мышей, тараканов, клопов, блох и прочей дряни было не меньше, просто девочка Фрикен не замечала ни мышиного писка, ни прыгающих блох. В Петербурге в Зимнем мышиный писк страшно раздражал государыню, особенно когда ей не спалось. Когда был построен новый Зимний дворец, последовал монарший указ: завести в здании три сотни кошек, чтобы гоняли мышей, на их содержание были выделены немалые деньги. Но едва ли хоть одна из кошек ловила мышиную братию, разве что по привычке для развлечения. Дело в том, что усатых кормили сначала говядиной и свининой, а через год так и вообще рябчиками и тетеревами по одному на кота в день! Неужели, сожрав рябчика, какой-нибудь усатый-полосатый стал бы бегать за шустрой мышью?

Вообще, от дворцов и отсутствия в них элементарных условий для жизни Екатерина приходила в ужас. Комнаты сплошь проходные, всюду сквозняки, уборные удавалось устроить часто только для императрицы и великокняжеской четы, те же фрейлины бегали по нужде на улицу в любую погоду, двери плохо закрывались, печи немилосердно дымили, из окон страшно дуло… Неудивительно, что простуды были постоянным явлением, оставалось только удивляться, как вообще выживали.

Петр и Екатерина болели то и дело, чихали и кашляли рядом придворные, хлюпали носами слуги… Но жизнь все равно продолжалась.

Первая любовь. Салтыков

Елизавету Петровну раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она все еще благоволила молодой паре, стараясь для них, с другой — опасалась. Сначала пригрев подростков, взяв их под свое крыло, особенно Петра, бывшего сиротой, императрица некоторое время играла в заботливую мать. Парочке было предоставлено все, что только можно, от учителей, наставников, нарядов и до дворцов и придворных. Требовалось только одно: родить наследника.

Но шли годы, и уже немалые, а наследника все не было. Петр и Екатерина не выполняли возложенную на них задачу! Мало того, Елизавета Петровна все чаще начинала задумываться о собственном будущем: а не стоит ли она этой самой паре поперек дороги, не желают ли они скорой смерти тетушке?

Осознание племянников как собственных соперников было не слишком приятным, особенно это касалось Екатерины. Великая княгиня, конечно, не была так хороша, как Елизавета Петровна в молодости, но она приятна, обходительна, умна, а главное, она молода, чего уже не скажешь об императрице. Когда Фрикен приехала в Россию, Елизавете Петровне было тридцать четыре года, но прошло время, ей перевалило за сорок, к тому же время не пощадило даже знаменитую красоту дочери Петра.

Елизавета Петровна, казалось, делала все, чтобы угробить собственное здоровье. Конечно, она не курила и не пила водку стаканами, но поесть любила, особенно за компанию с Алексеем Разумовским, который предпочитал сытную и жирную украинскую кухню. Мало того, эти застолья еще и проходили по ночам. Спать до полудня, сытно завтракать, снова спать, потом развлекаться до полуночи, снова есть, сидеть за карточным столом, еще есть и ложиться спать с рассветом… какое же здоровье от этого не даст трещину?

Но императрицу мучили еще и припадки падучей, которые с годами стали повторяться все чаще. Однажды такой приступ случился на людях. Елизавете Петровне захотелось сходить в церковь без большого сопровождения, вернее, почти одной. Почувствовав себя худо, она не достояла до конца службы и вышла наружу. Однако позвать на помощь не успела, прихватил приступ.

Хорошо одетую барыню уложили на траву, какая-то женщина, поняв, в чем дело, накрыла ее лицо платком. Не скоро узнали в бьющейся в припадке бедолаге государыню. Пока позвали на помощь, пока принесли в кресле больного лекаря, пока притащили тахту, чтобы уложить, Елизавета Петровна успела основательно прикусить язык. Довольно долго после этого почти не разговаривала…. Это был очень тревожный звоночек.