Петра надолго не хватило, ему куда интересней заниматься собственными делами, чем развлекаться с женой. Но ходил он гордый донельзя! И ревновал, потому что отвести взгляд от красавца Салтыкова Екатерине было уже трудно, да и Салтыков, похоже, увлекся не на шутку.
Теперь Петр частенько наблюдал из-под тяжелых полуопущенных век за своей супругой, щебечущей с графом Салтыковым. Иногда брала досада, в такой момент он прислал жене почти злую записку, что не приведет, мол, ни к чему эта игра, он желал бы, чтоб его любили хотя бы вполовину того, как любят других.
Для Екатерины это было совершенно новое чувство и новое состояние. Сердце сначала замирало от восторга ожидания встречи с Салтыковым, мимолетного прикосновения руки, ожидания вгляда его темных глаз, зовущих в неведомые дали… потом восторг от самой встречи, сладкий страх и истома от понимания, что она подчиняется этому взгляду. Нет, между ними ничего не было, только вот такие мимолетные перегляды и прикосновения, только преддверие будущей страсти, которое для женщины иногда привлекательней самой страсти.
Петр знал, что ничего нет, он уже с пристрастием допросил слуг самой Екатерины и норовил держать Салтыкова подле себя каждую ночь, когда сам не бывал в спальне. Но тем ревнивей относился к этому перегляду, тем обидней казалось, что жена отдала сердце другому. Будь он поумней и поопытней, понял бы, как распорядиться этим преддверием любви в свою пользу, но князь был молод и глуп, пока он просто ревновал.
Екатерина действительно еще не сгорала от страсти, скорее это была влюбленность, однако грозившая перерасти в сильное чувство. Салтыков вскружил ей голову настолько, что было позабыто серьезное чтение, отброшены Вольтер и Бейль, философские мысли в голове заменены амурными… Такого она не испытывала никогда, а потому не знала, как себя вести.
Все вокруг пропитано любовью, все любовью дышало, даже строгая Чоглокова поддалась общему настрою, она умудрилась… влюбиться в князя Василия Репнина! И теперь Марии Симоновне было наплевать на приличное или не слишком поведение великой княгини, а также на собственного мужа. Удивительно, но главным надсмотрщиком для Екатерины стал именно Чоглоков. Заметив внимание к княгине со стороны Салтыкова и ее ответный интерес, раздосадованный супруг Марии Симоновны принялся отслеживать каждый шаг парочки тщательней ревнивого мужа. Петр мог быть спокоен.
Мог, но не был. Он знал, что Екатерина никогда и нигде не уединялась с Салтыковым, а потому, когда она сказала, что беременна, долго стоял, молча тараща на жену свои и без того навыкате глаза.
— Что вы так смотрите, Ваше Высочество, словно я сообщила нечто невозможное?
Екатерину такая реакция мужа страшно обидела, она не чувствовала за собой никакой вины, нельзя же всерьез обвинять красивую молодую женщину за то, что она строит глазки и танцует с приятным кавалером?!
— Это мой ребенок?
— А чей же он может быть еще, если Чоглоков разве что не спит у моей двери, а за каждым шагом вне спальни следит дюжина любопытных глаз?
— Я рад.
Екатерина обиделась окончательно, по-настоящему. Она долго плакала, зарывшись в подушку и не отвечая на идиотские вопросы мужа:
— Вы не хотите рожать от меня детей? Я вам неугоден? Вам нравится другой?
— Подите прочь!
У Петра не было никого, кому он мог бы пожаловаться на непонимание жены, никого, кроме… Салтыкова.
— На что она обиделась?
— Ваше Высочество сомневается в том, ваш ли это ребенок?
— Нет, конечно!
— Тогда к чему высказывать такие сомнения?
— Да я не высказывал, просто спросил, мой ли!
— А это разве не сомнения?
Петр немного помолчал, ну не умел он вот так ловко, как Салтыков, разговаривать с женщинами, не умел понимать их странное поведение, не задумывался над произносимыми словами, а потому не понимал глупых, по его мнению, обид.
— Что делать?
— Попросить прощения и подарить что-нибудь.
Екатерина получила красивый дорогой браслет и заявление мужа:
— Я вовсе не сомневался в том, что это мой ребенок. Даже если и не мой, так что ж? Тоже неплохо.
И снова стоял, недоуменно разводя руками: и чего она опять ревет? Нет, с этими женщинами и правда непросто, с женой тем более.
Екатерина не выносила ребенка и очень расстроилась из-за выкидыша. Но довольно скоро снова оказалась беременна. И снова выкидыш!
После первого Елизавета Петровна позвала к себе врачей на секретное совещание:
— С чего это? Пляшет на балах много, верхом ездит или еще что?
Лекари соглашались: надо беречься и беречься. Не помогло, вторая беременность закончилась тем же.
Елизавета Петровна махнула рукой на врачей и позвала повитуху. Женщина долго мялась, потом повздыхала и пробормотала:
— Так ведь, матушка, бывает, что от одного мужика и вовсе не выносить, а от другого что твой горох сыплются…
— Что?!
— Бывает, — с нажимом подтвердила повитуха.
Императрица задумалась, вызвала Репнина.
— Василий, ты мне вот что скажи: у великого князя, кроме жены, еще кто есть?
Тот смутился, но вынужден был ответить.
У Петра действительно появилось новое увлечение, было оно, как и все прежние, весьма странным.