Первая любовь королевы

Надо сказать, в словах отца Гэнли была немалая доля правды. Впрочем, правила нарушались не только молодым Говардом — без некоторых уловок, как говорится, не проживешь.

Уильяму с самого начала пришлось нелегко, однако он мог бы сказать, что бывает и похуже. Для столкновения на копьях жребий определил ему в противники некого сэра Беркли из Уорвикшира, массивного, мощного — словом, с самого начала не повезло. Уильяму и раньше доводилось иметь дело с Беркли, так что он предвидел: уорвикширец будет плутовать — это как пить дать, и первым делом попытается метить в седло.

Это было строжайше запрещено правилами, ибо ударить копьем в седло — значит самым простым способом разделаться с противником. Пыль, поднимавшаяся до самого неба, позволяла однако исподтишка вытворять все, что угодно. Уильям был готов к подвоху. Так оно и вышло. Беркли понесся, явно целясь в седло. Молодой Говард был хладнокровен во время боя и владел собой; в самый последний момент он рванул коня чуть в сторону — благо, что першерон был так послушен — и угостил сэра Беркли не слишком сильным, но неожиданным ударом копья в самый верх щита.

Копье, соскользнув, здорово ударило уорквирширца по подбородку — может, даже вышибло зубы — и сэр Беркли полетел на землю.

Напоследок сэр Уильям из чувства мести наградил его мощным ударом в спину — надо же отплатить подлецу той же монетой!

Дальше, когда начался общий бой, стало легче. Серьезные соперники знали друг друга и во время этой свалки предпочитали не скрещивать мечи — следовало первым делом избавиться от мелюзги, вывести из строя этот жалкий сброд, от которого рябило в глазах. Главная схватка еще предстояла, а пока сэр Уильям носился по полю, расправляясь то с одним молодым претендентом, то с другим, таким же слабаком, одинаково искусно орудуя и секирой, и мечом: рубил, молотил по шлемам, на скаку разрывал седельные подпруги и следил, чтобы такого не проделали с ним самим.

Один чудак, кажется, из Суссекса, молодой и зеленый, лишился шлема и застыл в седле, хлопая веками, — видимо, думал, что, согласно правилам, сэр Уильям подождет, пока шлем снова будет пришнурован. Ага, как бы не так — таких глупцов сэр Говард живо отправлял поваляться в пыли, чтобы не болтались под ногами. В мгновение ока Уильям оглушил замешкавшегося претендента, здорово ударив секирой по голове, прикрытой только кожаным подшлемником, — убить не убил, но приходить в себя тому, конечно же, долго придется. А чем Уильям особенно гордился, так это тем, что все это удалось проделать, не вызвав подозрений у судей — мягко, незаметно, играючи.

К неприятностям можно было отнести то, что кто-то и его исподтишка кольнул мечом прямо в бедро — не слабо, надо сказать, кольнул, чуть ли не до кости. По крайней мере, кровь ощущалась явственно, да и на ногах так уверенно, как прежде, не удержишься. И, черт побери, сэр Уильям даже не мог сказать, чьих это рук дело. Наверняка кто-нибудь из сильных соперников изловчился — может быть, даже пес Монтегю.

Последнего Уильям ненавидел, потому что считал единственным опасным противником, и очень жалел сейчас, что не ухитрился отплатить ему тем же.

И как ловко все проделал, мерзавец, — попал в самую щель между пластинами, защищавшими ногу, и в самое кольцо нижней металлической кольчуги! Вот дьявол, да проверяет ли кто-нибудь здесь мечи? Или, может, этому Монтегю его родичи Невиллы выхлопотали право биться настоящим оружием?

Пока Уильям размышлял и хмуро оглядывал противников, двое из шестерых рыцарей объявили себя побежденными. Этим двоим, казалось, только чудом посчастливилось уцелеть в первом испытании; они едва держались на ногах, один до сих пор пошатывался от удара, пришедшегося по голове, так что о продолжении борьбы не могло быть и речи. Оставшиеся четверо напряженно ожидали, пока герцог Йорк изъявит свою волю — его светлость был главным судьей в турнире за руку леди Бофор.

— Возьмитесь за боевые секиры, благородные рыцари, и поединок будет продолжен!

Уильям сделал три или четыре глотка из чаши с вином, поднесенной оруженосцем, жестким движением опустил забрало и, взяв из рук Скелтона секиру, побрел, бряцая железом, навстречу противнику, определенному жребием. Это был некий сэр Джон Спарк из Оксфордшира, долговязый и сильный молодой человек. Яростная решимость, клокотавшая в Уильяме, была так велика, что он обрушился на соперника с поистине дьявольским остервенением, заставив его сразу же отступить и вызвав вой на трибунах.

— Давай, Говард! Ты воин что надо! Давай, поднажми!

Джейн сидела, чуть отвернув голову и не глядя на ристалище. Зубами она слегка покусывала нижнюю губу. Что означало поведение этого Говарда? Право же, если он одолеет и Снарка, ей начнет казаться, что какой-то злой рок довлеет над ней и ей ни за что не удастся избавиться от Говардов. В последнее время они просто преследуют ее, и нет ничего такого, что остановило бы их.