Первая любовь (СИ)

Она выглядела спокойной, но глаза выдавали её неприязнь ко мне.

— Я не угрожаю, а говорю, как будет. Ты же знаешь, что твой отец изменил завещание?

Я помню, что как-то Алексей обмолвился, что отец менял завещание незадолго до своей смерти. И это наводит меня на мысль, что это волнует женщину куда больше, чем должно.

— И что?

— Он не менял его, — она больше не улыбалась, смотря изподлобья. — Измененное завещание — подделка. Андрей не собирался тебе ничего оставлять. Он тебя не любил.

Слова словно иголки врезались под кожу, причиняя боль. Женщина вторгалась в мою жизнь, оскверняя добрую память о моем отце. Она не имела права так говорить. Я выросла в любви и не разу не усомнилась в том, что я желанный ребенок.

Её попытки вывести меня на эмоции провалились с треском, потому что в своих родителях я была уверена на сто процентов.

— Вы лжете.

— Так Алексей Александрович тебе ничего не рассказал? — женщина засмеялась, увидев изменения в моем лице. — Так и думала.

— Что он должен был рассказать? — к горлу подступал неприятный болезненный ком.

— А это пусть он сам тебе скажет, — она засмеялась и вышла. Я слышала, как она удаляется все дальше по коридору.

Сердце болезненно отдавалось внутри. Я была окончательно разбита. Мне в наследство достался улей с дикими пчелами, которые не воспринимают меня как члена своей семьи, я для них маленькая глупая девчонка, которой они не доверяют. И хуже всего от того, что даже Краснов мне не доверяет. Он что-то от меня скрывал. Я должна узнать, кто эта женщина, которая присутствовала на оглашении завещании, но которую я раньше никогда не видела, которая так легко говорит о моем отце.

Я вернулась в конференц-зал, но мужчины там уже не было. Меня заметила секретарша и указала на кабинет Краснова.

Мужчина сидел в кожаном кресле и подписывал бумажки. У стола так же стоял Аккерман.

— Здравствуй, Анжелика, — он кивнул мне. — Надо подписать документы по передаче управления.

Я поставила подпись, не глядя на бумажки.

— Лёш, ты ничего мне не расскажешь? — я уперла руки в столешницу, сверля взглядом мужчины.

Он поднял взгляд и непонимающе уставился на меня.

— Лика, я не понимаю, что я должен рассказать.

— Только что в туалете я встретилась с одной неприятной дамочкой. Если помнишь, на оглашении завещания была одна неприятная мадам. Так вот, она сказала, что завещание отца подделка и мне не долго осталось.

— Это какой-то бред, — Алексей снова вернулся к бумажкам. — Завещание подлинное.

— Это не все, — я продолжила, а Алексей отложил в сторону бумаги, тяжело вздыхая. — С её слов, ты должен мне что-то рассказать. Я о чем-то не знаю.

Мужчина встал из-за стола и подошел ко мне. Аккерман молча наблюдал за нами, не двигаясь.

— Милая моя, — Алексей обнял меня, желая успокоить. — Она просто тебя провоцирует. А ты ведешься на её уловки. Мне нечего тебе рассказать.

Он слегка отстранился, поправляя выбившуюся прядь. Его слова были более убедительны. Женщина действительно могла играть на моих нервах. Но я все равно не понимаю какой ей от этого толк.

— Сейчас ты поедешь домой, примешь ванну, отдохнешь. Мы позже с тобой все обсудим, — его губы коснулись моего лба. — Я должен работать.

Я словно безвольная кукла кивнула, хотя мне не хотелось уезжать, не хотелось прекращать этот диалог и так просто сдаваться. Но я знала, что спорить с Красновым бесполезно, он в любом случае прогнет меня под себя и всему этому Аккерман будет свидетелем.

Глава 24

Я со злостью пнула мягкое кресло-мешок, которое так к месту расположилось в углу спальни Марины. Обещание обсудить мои переживания Краснов не торопился выполнять. Он вообще ни с чем не торопился, забив на меня по полной программе. А я как маленький ребенок, злилась. И в первую очередь злилась на себя, что повелась на его уловки и позволила сделать то, что не должна была позволять.

Он игнорировал мои звонки и сам не звонил. Прошла неделя с тех пор как мы виделись и мне начинает казаться, что меня обвели вокруг пальца. Заставил подписать бумажки о передачи компании в его ручки и свалил.

— Может тебе к нему домой приехать? — говорит Марина, опуская поднос с чаем на столик.

— Нет, — вылетает резче, чем хотелось бы. — Я уже сделала первый шаг сама и начинаю жалеть об этом. Что бы я ни делала, ничего хорошего из этого не выходит.

Я падаю в пострадавшее кресло-мешок.

— Почему я такая наивная дура? — говорю в потолок, запрокинув голову.

— Ой, Анжи, перестань. Мы с тобой в таком возрасте, когда самое время совершать глупости и ошибки, иначе жизненный опыт будет скудным. Посмотри на это с другой стороны, теперь ты знаешь, как делать не надо.

— Да, ты права. Все это ошибка. Большая. Глупая. Ошибка.