Первая мировая. Корни современного финансового кризиса

«Мы можем гордиться среди народов мира тем, что русской душой владеет не гордость, а любовь. И да не смущаются робкие сердца перед русской свободой!» - вот такую чепуху о «русской свободе» декларировал князь Львов. Керенский по этому поводу язвительно, но верно заметил: «Весь князь в этих словах. «Дон-Кихот, фантаст», - воскликнули многие». «Горе Львова в том, что он, в дни помешательства народного, верил в добрую сердцевину русской души, искал спасения в путях разума.» - отмечал Ф. Родичев. Была нарушена адекватность восприятия князем Львовым действительности, и в результате он выглядел кретином. Реальный глава Временного правительства Керенский издевательски сарказничал над бутафорским премьер-министром Временного правительства: «Приказам он предпочитал убеждения. Он слепо верил в неизбежный триумф демократии. Он не уставал повторять слова: "Не теряйте присутствие духа, сохраняйте веру в свободу России"». И это при том, что Россия была свободной страной, а после Февральской революции - была самой свободной, и самой демократичной страной на планете. Есть правильные либералы, которые правильно понимают лозунговое слово «свобода» - как технологию одурачивания, технологию разрушения какого-либо общества и государства, и технологию захвата власти. А есть, мягко выражаясь, полоумные либералы, неправильные, которые принимают слово «свобода» за чистую монету, опьяняются этим словом и бессмысленно, бездумно, тупо повторяют его бесчисленное количество раз. Чем это закончилось для князя Львова - наглядно показала его личная история и история России, которой он был свидетелем.

Г. Е. Львов своими многочисленными добрыми делами на благо России в земском движении, гуманитарными акциями помощи русским солдатам в Маньчжурии во время русско-японской войны и «столыпинским» крестьянам-переселенцам заслужил в российском обществе большой авторитет и славу. И теперь масоны-«англичане», создавая Временное правительство, решили это использовать себе в плюс, решили использовать прекраснодушного князя Львова «втёмную» и перед обществом, народом - прикрыться этой красивой человеческой афишей, коварно спрятаться за ней.

Князь Львов не хотел брать на себя такую большую ответственность - быть главой правительства, но его нагло на этот пост затащили, поставили, и даже император Николай Второй за час до своего отречения по настоянию Гучкова подписал указ о назначении Львова главой российского правительства. Поэтому у поставленного перед свершившимся фактом мягкого Львова ничего не оставалось, как в конце концов согласиться: «Меня сделали (премьер-министром). Разве я этого хотел», - сокрушался после князь Львов, оправдывая своё согласие высказыванием некоего архиерея: «И самое плохое место могут скрасить честные люди». Не тот случай, - князь Львов масонское Временное правительство не скрасил.

Любопытно проследить до конца поучительную историю демократа и либерала князя Г. Е. Львова и результат его либеральных стараний в начале 20-го века: после захвата власти крайними демократами-либералами ленинцами он спрятался в Сибири, но зоркий комиссар с характерной фамилией Запкус нашел его в Тюмени, и от расстрела «контры» на месте спасли уральские рабочие, бывшие в отряде Запкуса. Львов попал в тюрьму города Екатеринбурга, где его точно должны были расстрелять, как князя В. Долгорукова, или утопить в реке, в проруби, как епископа Гермогена, но за него замолвили словечко перед Лениным-Бланком масоны-кадеты-бундовцы, и только благодаря вмешательству самого вождя захватчиков, Львова отпустили как безобидного для новой власти. После чего он от лица Временного Сибирского правительства поехал в США уговаривать президента Вильсона помочь в борьбе с большевиками. Это было равнозначно, что уговаривать Ротшильдов и Шиффа против их Бронштейнов, поэтому это было совершенно абсурдно, - и Львов кроме насмешек за спиной ничего не получил.

Наконец-то что-то поняв в этой суровой жизни, 60-летний князь Львов уединился во Франции в Булони, почти ни с кем не общался, стал замкнутым и молчаливым, и, чтобы развеять как-то страшную тоску по Родине, России, бродяжничал в лаптях и с котомкой через плечо по Франции.