Первая мировая. Корни современного финансового кризиса

В ноябре 1916 года патриот-"черносотенец" Н. Е. Марков, прекрасно понимающий к чему всё идет, обозвал публично председателя Думы Родзянко «мерзавцем» и «болваном», за что и был лишен голоса на длительное время, и Дума оказалась полностью в руках либералов- заговорщиков, которым, из-за неимения опыта работы с «освобождёнными» массами на улицах осталось решить сложную техническую проблему - обуздать стихийность поднятого на бунт народа, возглавить этот агрессивный народный поток, направить его в нужное русло. Это было сложно, ибо, как утверждал С. М. Дубнов с учётом опыта 1905 г., в том числе и массовых антиреволюционных погромов, - решили «не высовываться», а руководить из-за кулисья.

«Он (Милюков) предвидел два возможных результата: либо верховная власть вовремя одумается и обратится к блоку с просьбой сформировать правительство; либо победит революция, и победители, не обладающие опытом правления, попросят блок сформировать правительство уже от их имени. В поддержку своих доводов он сослался на Французскую революцию 1848 г., - вспоминал Керенский. - Гучков выразил сомнение в том, что народ, совершивший революцию, согласится затем передать власть в чужие руки». Как видим - заговорщики беспокоились, что разгневанного народного «джинна» не получиться обуздать. Обращаю внимание на фразу-оговорку Керенского: «передать власть в чужие руки».

Запомните эти рассуждения и опасения заговорщиков, ибо в начале 1917 года возникнет смешная ситуация, когда взбунтовавшиеся от голода солдаты несколько дней грабили Петроград, а затем, уставшие от этой работы, приехали искать себе начальников к Мариинскому дворцу, а не знавшее об их намерении Временное правительство во главе с Керенским будет с ужасом выглядывать в окна и думать, что солдаты приехали уже по их души.

Тогда, в конце 1916 г. ещё шли горячие споры, - некоторые предлагали дождаться конца войны, другие торопились. «И те, кто понимал, что революция будет равнозначна катастрофе, сочли своим долгом, своей миссией спасти Россию от революции посредством переворота сверху», - признавался Маклаков. С другой стороны молодые патриотически-настроенные родственники царя - великий князь Дмитрий Павлович и Феликс Юсупов начали готовить убийство Распутина, ибо в нем видели главное зло. «Феликс Юсупов рассказывал мне, что его решение убить Распутина основано было на том, что он был окружён германскими агентами», - вспоминала княгиня Л. Л. Васильчикова.

С третьей стороны - ненавидевшие императора военные, обвинявшие его в бездарности и поражениях, стали думать как его убрать. Так возник план убийства Николая из засады капитана Муравьёва и план лётчика Костенко протаранить царский вагон, которые не были осуществлены.

Великая княгиня Елизавета Фёдоровна (сестра императрицы) попыталась предупредить царскую семью о создавшейся грозной ситуации и когда попала на аудиенцию к царице, то «Она меня выгнала, как собаку. Бедный Ники, бедная Россия.», - жаловалась она Феликсу Юсупову.

А Николаю II она все-таки написала письмо, в котором были такие строки: «В отчаянии я бросилась к вам, которых я искренне люблю, чтобы предупредить вас, что все классы от высших до низших, дошли до предела.». Император и сам это понимал. Он лихорадочно менял министров, пытаясь этим спасти ситуацию, пытался найти некий спасительный талант, подобный Столыпину. Но всё было тщетно. Император сам дошёл до предела. Он видел миллионы бессмысленно погибших русских в этой бессмысленной войне, уже не видел в ней победного исхода и, скорее всего, осознавал свою ошибку, вину, которая с нарастающей силой придавливала его. В России опять зрела революция.

Окончательное осознание ситуации и своей бездарности наводило на императора мучительную хандру, да и семейные передряги его достали. Всё свалилось на этого малодушного и ранимого. Все окружающие царя отметили, что вторую половину 1916 года у него было состояние подавленности, безразличия и обречённости. Похоже, царю было уже всё равно, он устал быть царём и был уже готов к худшему в его понятии - к конституционной монархии. Но история понимала худшее по-другому.

А тут ещё последняя опора - лидер монархистов Пуришкевич 19 ноября 1916 г. открыто выступил в Думе с обвинительной речью против императрицы и её друга:

«В течение двух с половиной лет войны я. полагал, что домашние распри должны быть забыты во время войны. Теперь я нарушил этот запрет, чтобы дать докатиться к подножию трона тем думам народных масс и той горечи обиды русского фронта, в которые её поставили царские министры, обратившиеся в марионеток, нити от которых прочно забрали Распутин и императрица Александра Фёдоровна - злой гений России и царя. оставшаяся немкой на русском престоле. чуждая стране и народу.» Это уже всё. Остались формальности.