К вечеру 14 августа полки названной дивизии отошли за реку Сольдау к Кишинену; только часть 93-го пехотного Иркутского полка осталась перед Сольдау.
Когда стало известно, что части 24-й пехотной дивизии отошли назад, отошли и стрелки 1-й стрелковой бригады, прибывшие к позициям ночью.
Таким образом на правом фланге и в центре отступление частей 1 корпуса сделалось общим и притом имело довольно беспорядочный характер. Общее управление отходившими частями отсутствовало: части отходили без руководящих указаний. Так, между прочим, одну из отступавших батарей встретил и задержал у Сольдау находившийся при корпусе исполняющий должность генерала для поручений при командующем 2-й армией, Генерального штаба полковник Крымов.
По показанию полковника Крымова, на его вопрос, зачем батарея отступает, командир батареи ответил, что ему приказано отступать. Полковник Крымов указал батарее позицию. К этой батарее присоединились потом другие отступавшие батареи, а также и батареи, прибывшие по одной из Млавы. Так образовалась случайная артиллерийская позиция, на которой пять-шесть батарей продержались до утра 15 августа.
В то время как на правом фланге и в центре боевого расположения корпуса происходило отступление, на левом фланге у генерала Душкевича дела складывались весьма благоприятно.
К утру 14 августа отряд генерала Душкевича в составе пяти батальонов с дивизионом артиллерии занимал взятый им накануне в боях участок позиции к западу от Сольдау у Гросс Ленск.
Убедившись к том, что Генрихсдорф, расположенный к северо-востоку от Гросс Ленска, занят неприятелем, генерал Душкевич приказал только что прибывшему 4-му стрелковому полку атаковать Генрихсдорф с фронта, а сам решил атаковать ту же позицию с фланга.
Атака стрелков с фронта была остановлена противником; атака же с фланга была для германцев неожиданной и оказалась настолько успешной, что произвела у них полный переполох. Было видно, как от удачного действия наших мортир на передней лини неприятеля солдаты начали носиться в разных направлениях: заметались и выдвинутые вперед батареи.
В это самое время совершенно неожиданно было получено приказание об отступлении. По словам генерала Душкевича, передача ему приказания об отступлении последовала при следующих обстоятельствах: сперва отряду было передано по телефону приказание командира корпуса отступать в Сольдау, затем последовало второе приказание от штаба корпуса направлять обозы к Куркау.
Сначала генерал Душкевич категорически отказался верить этому сообщению, но командир саперной роты, державший связь со штабом корпуса и принявший телефонограмму, уверил его, что по голосу передавшего телефонограмму он узнал в нем своего знакомого, также командира саперной роты, но другого батальона.
Приказание это записано в книге телефонограмм штаба 22-й пехотной дивизии начальником службы связи дивизии, поручиком Струзером, слышавшим случайно эту передачу. Записано оно в таких выражениях: «Начальнику дивизии. Командир корпуса приказал медленно отступать на Сольдау. 10 часов 40 минут утра. Поручик Струзер».
Получив приказания об отступлении и об отводе обозов к Куркау, генерал Душкевич постепенно вывел свои части из боя на дорогу к Сольдау и, приказав им двигаться к этому городу, сам на автомобиле, с начальником штаба 22-й пехотной дивизии, полковником Пфингстсеном, поехал к командиру корпуса. По дороге генералу Душкевичу встретился офицер, которого он посылал в штаб корпуса с донесением о положении дел в его отряде. Офицер этот передал, что командир корпуса приказал доложить ему, генералу Душкевичу, что положение корпуса блестящее, что все войска держатся на своих местах и отбивают все атаки германцев. Предполагая ввиду такого сообщения, что переданное по телефону приказание об отступлении было кем-то злонамеренно искажено и что во всем этом могла иметь место измена, генерал Душкевич, в крайне взволнованном состоянии, явился к командиру корпуса и доложил о своей вине, выразившейся в распоряжении об отступлении отряда, так блестяще начавшего наступление на Генрихсдорф. При этом генерал Душкевич представил генералу Артамонову и того самого офицера, который доложил полученную телефонограмму.
Генерал Артамонов сказал, что такого приказания он не отдавал, но в то же время, по словам генерала Душкевича, совершенно хладнокровно отнесся к отступлению отряда и к факту передачи от его имени по телефону приказания, которого он не отдавал, причем не сделал никакой попытки расследовать то обстоятельство, даже не сделал никакого замечания этому саперному офицеру, а его, генерала Душкевича, просил успокоиться и затем поручил ему оборону левого участка позиции впереди Сольдау.
Такое спокойное отношение со стороны генерала Артамонова ко всему случившемуся, в связи с тем обстоятельством, что все остальные части к этому времени уже отошли назад, дало основание генералу Душкевичу думать, что приказание было передано ему правильно и никакого искажения телефонограммы не было.