Первая мировая. Убийство, развязавшее войну

Рано утром Йохан Юптнер, главный камердинер эрцгерцога, поднимался на третий этаж, проходил по коридорам, украшенным оленьими рогами, мимо покоев семьи эрцгерцога и будил своего хозяина. Франц Фердинанд всегда вставал рано, выскальзывал из спальни, которую он делил с Софией, и проходил в ванную. Потом, облаченный в халат, он попадал в руки к Мелличу, его личному парикмахеру. Однажды Айзенменгер увидел Франца Фердинанда с так коротко подстриженными волосами, что заметил, что «стрижка угрожающе короткая», на что Франц Фердинанд ответил, что боится начать лысеть. Франц Фердинанд, не спрашивая Айзенменгера, находил всех мыслимых шарлатанов, которые могли предложить ему лечение, и обращался к рецептам со страниц американских газет. Приняв ванну и побрившись, эрцгерцог одевался. При всей своей любви к военным Франц Фердинанд редко носил военные мундиры в домашней обстановке, предпочитая удобную одежду из хлопка или шерсти, брюки, рубашки и твидовые пиджаки; только для встречи важных гостей или в торжественных случаях он надевал один из многочисленных мундиров, что были в его распоряжении.

Эрцгерцог готовился к наступающему дню вне детских комнат. Это была эпоха, когда дети королей и аристократов были в значительной степени изолированы от своих родителей и находились под наблюдением нянь и учителей. Исключением были послеобеденный чай и некоторые формальные поводы. Дети Франца Фердинанда и Софии, «Маленькие Величества», как называли их в семье, обычно занимали дальние комнаты замка, вдали от своих родителей. Родители звонили им каждый день или отправляли письма и телеграммы. «Крепко обнимаю, папа», — неслось по проводу к детям; или: «Много теплых объятий, мама». Франц Фердинанд, рассказывал граф Оттокар Чернин, делал для детей «все что мог, все, что подсказывало его любящее сердце отца». Его дочь характеризовала его как «восхитительного» и рассказывала, что «при каждом представляющемся случае мы отправлялись в какое-нибудь путешествие или, когда мы стали старше, стреляли из окон нашего дома». Что же касается Софии, ее дочь рассказывала, что она была «сердцем и центром семьи». Она сама купала и кормила детей, а ее муж занял руководящую роль в их воспитании. Супруги души не чаяли в своих детях: маленькую Софию звали Пинки, Макса — Макси, а Эрнста — Эрни или Булулу.

Эрцгерцог всегда старался завтракать вместе с детьми в их детской, съедая за завтраком два вареных яйца, тосты, а за чаем просматривал газеты. Когда он задерживался у них слишком долго, как это не раз случалось, Паул Никич-Буле, его личный секретарь, приносил к нему утреннюю почту и клал на круглый столик, так что эрцгерцог мог начать работу, никуда не уходя. Семейная идиллия неизбежно прерывалась, когда дети, одетые в матроски, отправлялись на уроки, — тогда отец с неохотой их отпускал и принимался за свою работу.

Рабочий кабинет Франца Фердинанда с видом на замковый парк был исполнен в строгих темных тонах, с резными деревянными панелями и кожаными креслами и наполнен фарфором, тигриными шкурами, восточными коврами и множеством сувениров. На большой картине, написанной в 1901 г. живописцем Джозефом Koппау, была изображена София в белом платье с декольте, покрытом свободным тюлем, стоящая перед церковной кафедрой; с картины богемского художника Франтишека Дворака смотрела маленькая София, ее руки обнимали шею отца. Эти две картины отражали не только любовь эрцгерцога к своей семье, но и его личные предпочтения в искусстве. Франц Фердинанд был традиционалистом, не признающим стиль модерн или ар-нуво. Он предпочитал работы старой германской школы, простое народное искусство, которое можно было увидеть в работах с австрийскими сельскими пейзажами, изображения сцен традиционной охоты и морские пейзажи таких художников, как Август Рамберг и Александр Кирхер.