Первая мировая война

После неудач под Нёв-Шапель в марте, а также на хребте Обер в мае новое многопартийное правительство Британии, которое по-прежнему возглавлял Асквит, было полно решимости возобновить наступление на Западном фронте. Консерваторы, не входившие в состав правительства с 1905 г., теперь участвовали в закрытых совещаниях, результатом которых стало решение добиваться прорыва осенью. 6 июля эта стратегия была согласована на англо-французской встрече в Кале, где главными действующими лицами были французский военный министр Александр Мильеран и британский премьер-министр Асквит. На следующий день в штабе Жоффра в Шантийи сэр Джон Френч – как указано в официальных протоколах совещания – согласился с точкой зрения Жоффра, что «общая стратегическая ситуация требует наступления, и взял на себя обязательство сделать все возможное для успеха». Тем не менее Китченер, присутствовавший на совещании в Кале, выражал свое недовольство в письме начальнику генерального штаба сэру Уильяму Робертсону: «Жоффр и сэр Джон в ноябре заверяли меня, что отбросят немцев за границу их страны; такие же заверения они делали в декабре, в марте и в мае. Чего они достигли? Атаки дорого обходятся и ни к чему не приводят».

Без наступления быстрая победа была невозможна, и 17 июля Ллойд Джордж заявил, что «победа, которая медлит, оставляет кровавый след». Недавно назначенный министром вооружений, он звал женщин на оборонные заводы, чтобы приблизить тот день, когда победа станет возможной. На Ипрском выступе еще до того, как был разработан новый план наступления, согласованный в Кале и Шантийи, между противоборствующими армиями разгорелись ожесточенные сражения. Один из боев шел за воронку от мины в районе Хохе, которая образовалась во время атаки британцев на немецкие траншеи. Такая воронка была ценным приобретением, поскольку давала укрытие от снарядов и позволяла вести огонь по противнику. В попытке не допустить британцев к воронке, которая находилась у передовой линии немецких окопов, немцы применили грозное оружие, тяжелые минометы, или minenwerfer, которые получили название «Минни» или «cтонущая Минни».

Один из британских офицеров, которые были в Хохе, когда 29 июля началась атака, лейтенант Г. В. Кэри, впоследствии вспоминал: «Ни с чем более жутким нашим парням сталкиваться не приходилось. Снаряды не просто разрывали людей на куски – сами взрывы наводили такой ужас, что люди в радиусе сотни метров через несколько часов буквально сходили с ума, и нескольких человек из 7-го батальона пришлось переправить в тыл в состоянии полной беспомощности».

Подразделения, участвовавшие в атаке на воронку у Хохе, были только недавно переброшены на этот участок фронта. 30 июля они пришли в еще большее смятение, когда немцы впервые использовали огнеметы, встречая их горящими струями бензина. «Внезапно раздалось шипение, – вспоминал лейтенант Кэри, – и яркое малиновое свечение над воронкой окрасило все в красные тона. Повернув голову, я увидел, как три или четыре отдельных струи пламени – похоже на несколько мощных брандспойтов, из которых бил огонь, а не вода, – пронеслись над моей траншеей». Тех, кто оказался на пути огня, «больше никто не видел».

Атака на немецкие траншеи повторилась к вечеру того же дня. «Мы бы проявили благородство, предположив, что в штабе, в 25 километрах от фронта, не знали о реальном положении дел, – заметил Кэри. – В 3 часа четыре батальона, выполняя приказ, пошли в атаку и были уничтожены врагом – у нас не было времени засечь его пулеметные гнезда, а слабая артиллерийская подготовка не произвела на него никакого впечатления. Многие наши солдаты запутывались в нашей же колючей проволоке, и ни один не продвинулся больше чем на 50 метров от края леса».

В то лето окопная война на Западном фронте резко контрастировала с маневренными действиями на востоке. Яркая картина боев представлена в письме Кокошки другу с Галицийского фронта, где он описывал, что произошло с ним 5 июля. «Вчера мне очень повезло, и я остался жив, – писал художник, ставший кавалеристом, – потому что казаки не щадят пленных! Наш патруль попал в засаду в бескрайнем лесу, рядом с болотом. Мы потеряли больше половины людей. Мы бились в рукопашной, думая, что наступил наш последний час. По чистой случайности двоим или троим из нас удалось уйти, и я был последним, потому что лошадь у меня слабая и в довершение всего захромала!!! Потом смертельная погоня, когда ближайший из варваров был всего в десяти шагах от меня, все время стреляя и крича: «Ура, ура!» Я уже представлял, как его пика пронзает мою печень. Я шашкой нахлестывал лошадь, заставляя прибавить шаг, и сумел догнать своих. Видел бы ты, как они теперь меня уважают!»